В монографии рассматривается важный аспект адыгской истории,
которая демонстрирует как зрелость форм территориальной, социальной и политической
организации традиционного адыгского мира, так и автономность протекания
процессов его социально-политического развития. Применительно к исследуемому
периоду адыгской истории хорошо поддается вычленению и самостоятельному
анализу сфера политических отношений адыгского общества (как форма его
внутренней самоорганизации и способ активной адаптации к внешней социально-политической
среде). Выдвижение на первый план в политической истории адыгов проблематики
их взаимоотношений с Россией и анализ ее в общем контексте политики Российского
государства на Кавказе объективно оправданы с позиций исторической ретроспективы.
Все это обусловило то, что предметом монографического исследования стало
исторически масштабное явление, развитие которого прослеживается на протяжении
почти двух с половиной столетий. Важно, что русско-адыгские отношения
XVI–XVIII
вв. рассматриваются в работе в их реальной многогранности – как становление
и развитие собственно двусторонних отношений; как политическое взаимодействие
в контексте сложной системы горизонтальных и вертикальных связей в масштабах
региона (по линии Россия – адыги – народы Кавказа и Предкавказья); и наконец,
в контексте международных отношений и «кавказской» политики ряда держав
(по линии Россия – адыги – Турция и Крым – Сефевидский Иран).
Цель настоящего исследования состоит в комплексном историческом анализе
места и роли русско-адыгского политического сотрудничества в российской
политике на Кавказе с середины XVI до последней четверти XVIII в., рассматриваемого
через призму установления и развития устойчивых связей России с народами
Северного Кавказа, Степного Предкавказья, а также Грузией.
Сложность решения поставленной задачи состоит в том, что взаимоотношения
двух основных групп адыгского этнополитического ареала – восточной (Кабарда)
и западной (Западная Черкесия) – с рассматриваемыми народами были неравнозначными
в силу особенностей их географической локализации и неоднородности геополитической
структуры региона в ту эпоху. Эти обстоятельства отразились и на структуре
исследования. Для анализа сформулированной выше цели в монографии необходимо
было решить следующие задачи:
– определить место адыгского этнополитического ареала на политической
карте изучаемого региона и установить характер его взаимосвязей с окружающей
этнополитической средой;
– выявить и систематизировать исторические факты и события, отражающие
многосторонние политические отношения, в которые была включена Кабарда:
ее «горизонтальные» политические связи с другими народами Кавказа и ее
политическое взаимодействие «по вертикали» с Российским государством;
– установить внешние и внутренние факторы, определившие для адыгских
княжений необходимость выбора внешнеполитической ориентации и их поворот
к тесному сотрудничеству с Российским государством;
– осуществить целостный анализ процесса сближения и военно-политического
сотрудничества адыгов с Россией с учетом внутренней и внешней политики
обеих сторон;
– существенно уточнить понятийный аппарат, применяемый в историографии
для оценки характера русско-адыгских отношений исследуемой эпохи («подданство»,
«сюзеренитет», «вхождение», «присоединение», «военно-политический союз»)
на основе политико-правового анализа соответствующих источников;
– воссоздать основные этапы взаимовыгодного военно-политического сотрудничества
адыгов и Российского государства в борьбе с Крымским ханством;
– выявить масштабы, особенности и значение практики выезда адыгских
князей в Москву как характерной формы политического взаимодействия социальных
верхов традиционного адыгского общества с Российским государством.
Исследование взаимодействия общественно-политических систем (адыгской
и российской) основано на ключевых моментах адыго-русских взаимоотношений
с XVI до последней четверти XVIII в., хронологического периода, по отношению
к которому историческая память адыгского социума несет чрезвычайно глубокий
и устойчивый пласт позитивного восприятия и отношения к России.
Опыт европейской исторической науки, в частности «Новой исторической
школы», говорит о чрезвычайной ценности в методологическом плане использования
и оперирования категориями «множественности времен», или «длительных хронологических
единиц». Очевидно, чем шире временные границы, в которых рассматривается
то или иное крупномасштабное явление, как проблема складывания Российского
многонационального государства, в рамках которого на широком геополитическом
фоне исследуются российско-кавказские взаимоотношения, тем больше шансов
обнаружить в его развитии некие закономерности и факторы системного характера.
Выявить комплекс причин и факторов, в результате которых тот или иной народ
становился частью Российского государства, осмыслить и постигнуть все плюсы
и минусы этого явления, можно только рассмотрев длительный период пребывания
какого-либо народа в составе России.
Таким образом, хронологические рамки монографической работы обусловлены:
начальная грань – складыванием прорусской ориентации среди части адыгской
феодальной знати и представляемыми ими адыгскими «аристократическими» народностями
(жанеевцы, бесланеевцы, кабардинцы и др.), заключением в 1557 г. договора
между Кабардой и Россией о «покровительстве», опираясь на который последняя
постепенно укрепляется в бассейне реки Терек; конечная грань – Кючук-Кайнарджийским
договором 1774 г., по которому Российская и Османская империи разделили
Кавказ на сферы влияния и признали Кабарду за Россией. Временной срез,
в рамках которого рассматривается проблема, является важнейшим периодом
не только в истории взаимоотношений адыгов с Россией, но также и с другими
народами Кавказа. Только в последующем, с конца XVIII в., эти отношения
начинают деформироваться колониальной политикой царизма.
Методологической основой монографии являются прежде всего общепринятые
принципы научного историзма. Они предполагают, что суждения, оценки и выводы,
содержащиеся в исследовании, должны строиться только на основе исторических
источников, несущих информацию об изучаемой эпохе. Необходимо отметить
как существенную черту историзма как принципа исторического исследования
«принцип осторожной оценки эпохи по ее внутренним законам, а не категориям
другого века» [1].
Неотъемлемой частью научно-исторического подхода является принцип системного
рассмотрения. Применительно к данной работе это предполагает изучение основных
явлений и фактов одновременно и в системе международных отношений с участием
ведущих держав того времени и в системе региональных этнополитических отношений,
и в системе отношений Российского государства с народами Кавказа. Наконец,
нельзя упускать из виду процессы развития и видоизменения изучаемых явлений
на протяжении рассматриваемого периода.
Научный историзм не исключает плюрализма исторических интерпретаций,
каждая из которых должна базироваться на данных источников. Неисчерпаемость
взаимосвязей исторических явлений, альтернативность, присутствующая в историческом
процессе, делают невозможным всестороннее объяснение их в рамках одного
исследования и исключают любые претензии на научную монополию [2].
Для данного исследования сохраняют свою продуктивность основные элементы
формационного анализа. Дело в том, что Россия, адыги и другие народы Кавказа
в XVI–XVIII вв. выступали во взаимных отношениях (речь идет о народах Северного
Кавказа и Степного Предкавказья) не столько в качестве государственно-политических
единиц, а в качестве «сложных социальных субъектов» политического взаимодействия.
Формационные характеристики отдельных этнополитических единиц в рамках
адыгского мира (различный уровень феодализации) во многом объясняют характер
их внешнеполитической активности. Кроме того, без учета внутренних социально-политических
явлений, присущих феодальному обществу (междоусобная борьба), нельзя объяснить
характер внешнеполитической ориентации данного общества. Наконец, нельзя
сбрасывать со счетов «классовый» фактор в политике того времени, который
ярко символизируется особой ролью адыгской феодальной аристократии в исследуемых
исторических процессах. В условиях современного переходного периода, когда в отечественной науке,
прежде всего в обществоведении, идет смена парадигм социального знания,
для автора монографии важнейшее значение имеет попытка целостного осмысления
адыгской истории. У нас появились уже разработки, позволяющие утверждать,
что и научное сообщество адыгских историков определяется по отношению к
модернизационной и цивилизационной парадигмам современного социально-исторического
мышления [3]. Отмеченные подходы могут быть последовательно соотнесены как
с современными потребностями наших народов в выборе перспектив своего дальнейшего
развития, так и с объективным процессом разделения исторических альтернатив
в нашем прошлом. Очень важно, что модернизационные и цивилизационные парадигмы,
в отличие от формационной, исключают прямую экстраполяцию концептуальных
схем общероссийского масштаба на историю наших народов.
В контексте настоящего исследования цивилизационный подход позволяет
отразить и осмыслить значимость социокультурных факторов в развитии политических
отношений столь различных по социально-экономическим и политическим характеристикам
обществ, как Россия, с одной стороны, адыги и другие народы Кавказа – с
другой. Исторический материал свидетельствует, что в становлении русско-адыгских
отношений, особенно на начальных этапах (XVI–XVII вв.) социокультурные
факторы не столько препятствовали, сколько способствовали их развитию.
Вместе с тем длительные, устойчивые политические отношения России с народами
Кавказа приобрели для обеих сторон глубокое культурно-цивилизационное значение,
не зависящее от тех или иных поворотов политической конъюнктуры.
Использование элементов модернизационного подхода также было продуктивно
для решения задач, поставленных в монографическом исследовании. Например,
модернизационный рывок Российского государства с начала XVIII столетия
при сохранении «застойного» характера социально-экономических процессов
у народов Северного Кавказа привел к резкому углублению стадиального разрыва
между ними в уровнях социально-политического и культурного развития. Это
во многом объясняет эволюцию Российской политики на Кавказе на протяжении
XVIII в.
Неоценимую помощь автору исследования оказали важнейшие методологические
положения, которые содержатся в фундаментальных работах отечественных историков,
посвященных изучению комплекса проблем, раскрывающих становление Российского
многонационального государства, а также отечественных кавказоведов, рассматривавших
историю взаимоотношений многочисленных кавказских народов с Россией (от
средневековья до нового времени).
Научная новизна монографического исследования определяется тем, что
в нем на основе привлечения широкого круга ранее известных и вновь вводимых
в научный оборот источников впервые в отечественной историографии процесс
установления прочных отношений Российского государства с народами Кавказа
и формирования политической традиции их взаимовыгодного сотрудничества
раскрывается на основе комплексного и систематического исследования факторов,
форм и этапов развития русско-адыгского политического взаимодействия, игравшего
в XVI–XVIII вв. важную роль в политике России на Кавказе.
В результате проведенного исследования впервые:
– историографический и источниковедческий аспекты проблемы подвергнуты
специальному целостному анализу, что позволило подвести общие концептуальные
итоги ее научного изучения;
– показано, что русско-адыгские отношения
XVI–XVIII вв. представляли
собой дальнейшее развитие глубокой исторической традиции их взаимных контактов,
восходящей к эпохе Киевской Руси;
– раскрыта роль внешних факторов, прежде всего крымско-османской внешней
угрозы как основной причины русско-адыгского сближения, и показано, что
в ходе совместной борьбы против Крымского ханства, длившейся на протяжении
двух с половиной столетий русско-кабардинские отношения фактически приобрели
характер военно-политического союза;
– осуществлен специальный анализ политико-правового содержания документов,
оформлявших двусторонние отношения, и его результаты, во-первых, не подтверждают
положения о присоединении адыгов к Российскому государству уже в середине
XVI в., а, во-вторых, не противоречат трактовке их взаимных отношений в
исследуемый период как союзнических;
– установлено, что посредничество и политическое содействие Кабарды
сыграли важную роль в налаживании взаимоотношений Российского государства
с народами Северного Кавказа и Грузией;
– исследованы кабардино-ногайские и кабардино-калмыцкие отношения в
XVI–XVIII вв. и обоснован вывод, что устойчивые связи пророссийско настроенной
части кабардинской аристократии с представителями ногайской и калмыцкой
знати создавали важный политический противовес османо-крымскому влиянию
и помогали упрочить южные рубежи Российского государства и его позиции
в кавказском регионе.
Полученные в данном исследовании результаты позволяют существенно развить
и уточнить общую концепцию взаимоотношений Российского государства с народами
Кавказа в период с середины XVI до последней четверти XVIII в.
Практическая значимость проделанной работы заключается в том, что она
вместе с аналогичными исследованиями позволит уделять должное внимание
воспитанию российского патриотизма, в частности, путем смещения акцентов
в исторической и художественной литературе, средствах массовой информации
и, в целом, в духовной культуре нашего общества, с межнациональных конфликтов
на позитивное взаимодействие народов и национально-культурного многообразия
России. Объективная оценка событий прошлого крайне важна и для корректировки
геополитических интересов Российской Федерации и проведении ее национальной
политики на Кавказе.
Изложенные в монографическом исследовании общие и частные выводы, а
также материалы, полученные в процессе разработки темы, в настоящее время
вошли в широкий научный оборот и используются в отечественной науке. Они
нашли отражение в монографиях автора: «Адыги: вехи истории» (Нальчик: Эльбрус,
1994. 11 п. л.); «Кабарда во взаимоотношениях России с Кавказом, Поволжьем
и Крымским ханством» (Нальчик: Эльбрус, 1996. 21,5 п. л.); «Адыги и Россия
(формы исторического взаимодействия)» (Москва: Поматур, 2000. 18 п. л.);
учебном пособии «История Кабардино-Балкарии» (Нальчик: Эльбрус, 1995.
Гл. 4, 5); в ряде лекционных курсов и спецсеминаров, которые в течение
долгого времени ведутся автором на историческом факультете Кабардино-Балкарского
государственного университета.
Результаты исследования легли в основу соответствующих разделов, подготовленных
к печати трехтомной «Истории Кабардино-Балкарии», «Адыгской энциклопедии»,
«Политической истории Кабарды (с древнейших времен до первой половины XIX
в.), в которых соискатель – член авторского коллектива и руководитель определенных
разделов. На основе монографического материала выпущены научно-популярные
издания, подготовленные в соавторстве: «Сквозь столетия» (К дням Кабардино-Балкарии
в Москве 11–15 октября 1995 г. Нальчик, 1995. 3 п. л.); «Кабардино-Балкарская
Республика. Российская Федерация» (Дни Кабардино-Балкарской Республики
в Москве 11–15 октября 1995 г. Нальчик, 1995. 3,5 п. л.); «Современная
Кабардино-Балкария: проблемы общественной динамики, науки и образования»
(Нальчик: Эль-Фа, 1996. 3 п. л.).
В дальнейшем результаты данного монографического исследования могут
найти практическое применение:
1) при разработке широкого круга вопросов
истории России;
2) истории народов Кавказа и Поволжья;
3) подготовке общей
региональной «Истории народов Северного Кавказа»;
4) обобщающих трудов
по истории Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии и Адыгеи»;
5) при подготовке
учебных, научно-популярных и краеведческих изданий.