вернуться к п. 1.1
1.2. Источниковая база
Источниковедческая база монографической работы основана на широком круге
материалов, среди которых значительная часть – это русские источники
XVI–XVIII
вв. Прежде всего, они раскрывают политические связи правящих слоев России
с феодальной знатью адыгов, других кавказских народов и верхушкой кочевых
народов Степного Предкавказья. Учитывая многочисленность и разнообразие
русских письменных источников по нашей теме, мы ограничимся обзором наиболее
значимых комплексов из использованных нами. Их можно условно разбить на
две группы:
1) дипломатическая документация Посольского приказа и Коллегии
иностранных дел (царские грамоты, статейные списки, списки с грамот иностранных
государей, расспросные речи и т. д.), комплекс материалов по вопросам военной
и административной организации господствующей аристократии (разрядные книги,
боярские книги и списки, родословные книги и росписи);
2) нарративные источники
(русские летописи XVI–XVII вв., средневековые османские и крымские хроники,
записки иностранных авторов о народах Северного Кавказа и Степного Предкавказья,
а также опубликованные и неопубликованные рукописи исторических работ.
Последние, благодаря обилию содержащихся в них разнообразных материалов,
одновременно сами выступают как ценнейшие источники.
Документальные источники о политических связях адыгов с Россией, другими
кавказскими и поволжскими народами начали откладываться с середины XVI
по XVII в. в Посольском приказе, позже, в XVIII в.– в Коллегии иностранных
дел Российского государства. Большинство из них дошло до нас в составе
различных фондов Российского государственного архива древних актов (РГАДА)
и Архива внешней политики Российской империи (АВПРИ).
Из материалов РГАДА мы привлекали фонды «Кабардинские, черкесские и
другие дела» (ф. 115), дела с 1588-го по 1719 г. (остальная часть, начиная
с 1720 г. передана, как и все другие кавказские дела, в АВПРИ); «Кумыцкие
и тарковские дела» (ф. 121); «Грузинские дела» (110) с 1586-го по 1700
г.; «Донские дела» (111) с 1623-го по 1770 г.; «Калмыцкие дела» (119) с
1673-го по 1683 г.; «Кабинет Петра I» (9); «Секретная экспедиция Сената»
(259).
Политическая история адыгов в контексте международных отношений
XVI–XVIII
вв. хорошо отражается в следующих фондах: «Сношения России с Турцией» (89),
дела с 1496-го по 1719 г.; «Сношения России с Ногайской ордой» (127) с
1489-го по 1659 г.; «Сношения России с Крымом» (123) с 1474-го по 1718
г.; «Сношения России с Персией» (77) с 1588-го по 1700 г.
Как было отмечено выше, АВПРИ располагает документацией, связанной
со взаимоотношениями России со странами Востока и Кавказа. Это фонды: «Кабардинские дела» (115), «Осетинские дела» (128), «Кизлярские и Моздокские
дела» (118), «Кумыцкие и тарковские дела» (ф. 121), «Сношения России с
Турцией» (89), «Сношения России с Крымом» (123).
В отмеченных фондах содержится богатейший архивный материал, дающий
возможность исследовать кавказскую политику России и раскрыть ее роль в
международных отношениях, которые складывались вокруг Кавказа.
Фонд «Военно-ученого архива» Российского государственного военно-исторического
архива (РГВИА) дает нам возможность значительно дополнить наши знания по
внутриполитической и внешнеполитической обстановке в Кабарде, Дагестане
и у других северокавказских народов 1711–1720 гг.
Ценные источники извлечены автором монографии из архива Петербургского
отделения Института истории (бывший ЛОИИ). Здесь находится документация
астраханской приказной палаты (178). Она представляет чрезвычайный интерес
для изучения северокавказского региона, так как именно через Астрахань
проходила в конце XVI, XVII вв. вся переписка царского двора с Терским
городом и феодальными правителями Северного Кавказа. Фонд астраханской
приказной палаты включает часть архива Терской воеводской избы, который
погиб по причине многочисленных наводнений и пожаров. Но и дошедшие до
нас дела Терского города содержат богатейший материал по внутренней истории
кавказского края и политике русского правительства. Например, здесь переписка
астраханских и терских воевод о связях с Кабардой; отписки терских воевод
о просьбе кабардинских князей в помощи против «недругов»; о посылке на
Терек жалования и военных действиях под Терским городом в 1651-м, 1672-м,
1689 гг. и др.
Среди региональных архивов важное значение по исследуемой теме занимает
архив Кизлярского коменданта, сосредоточенный в Центральном государственном
архиве Республики Дагестан в г. Махачкале. Среди хранящихся здесь документов
30–80-х гг. XVIII в. (на русском, кавказских и иностранных языках) особую
ценность представляют материалы местного происхождения. Часть их, в большей
степени имеющая отношение к Дагестану, написана по-арабски, другая – на
литературном языке «тюрки», который использовался в тот период в качестве
регионального языка обыденной и деловой переписки на Северо-Восточном и
Центральном Кавказе. Причем, в феодальных владениях с нетюркским населением
(Кабарда, Чечня) при составлении документов местная социальная терминология
заменялась тюркскими эквивалентами.
Систематические взаимоотношения адыгов с Россией начались с 50-х гг.
XVI в., когда их посольства приняли присяги о подданстве. Официальные документы
об этих событиях не сохранились. Но вся документация была тогда использована
во время составления при царском дворе официальной летописи, выдержки из
которой сохранились. Известно, что с конца XV в. Посольский приказ имел
отношение к русскому летописанию. Определенные представления об этом дают
и описи «Царского архива» и архива Посольского приказа 1614 [71]. Всего в
«Описи» значатся 233 пронумерованных «ящика», «ящичка» и «ларчика». Судя
по всему, русское правительство активно использовало архив для решения
внутригосударственных и внешнеполитических вопросов.
Уникальная работа, проведенная А. А. Зиминым по реконструкции отдельных
пластов документальных материалов, из которых складывался государственный
архив XVI в., позволяет считать, что адыго-русские отношения с известных
посольств 1552-го, 1555-го, 1557 гг. оформлялись соответствующими дипломатическими
документами. А. А. Зимин, используя разработанные А. А. Шахматовым методические
приемы текстологии в изучении русского летописного материала, дал обширные
комментарии содержания всех «ящиков» архивной описи [72].
В описи царского архива, дошедшей до нас в дефектном виде, имеются
отметки о содержавшихся в ящиках 183-м, 201-м, 211-м, 226-м следующих дел:
«... посылки о сватовстве в Литву и в Свейскую землю, и в черкасы... черкасских
князей приезды и Домануко... посылки черкасские ко князю Темрюку, и книги,
писаны в тетради от лета 7070-го до лета 7072-го» [73]. Например, восстанавливая
посольские дела из ящика 211-го, где говорится: «...и грамоты Крымшевкаловы
и Темгрюковы; и приезд Темгрюкова сына Солтанука», А. А. Зимин доказывает,
что в целом ящик сформирован около 1557–1558 гг., хотя, может быть, содержал
и некоторые более ранние материалы (1555). Позднее интерес к нему возрос
после брака Ивана IV с Марией Темрюковной (1561), чем и объясняется перемещение
его в группу ящиков 60-х гг. XVI в. [74]. Уже опись Посольского приказа 1614 г. содержит указания лишь на обрывки
приведенных дел царского архива XVI в. Последние лишь частично восстанавливаются
летописными материалами.
Как показывают документы фонда «Кабардинские, черкесские и другие дела»,
поток документации, затрагивающий Кабарду, в целом северокавказский регион,
шел, в основном, в двух направлениях и параллельно по двум каналам. Из
Москвы от имени царя или Посольского приказа документы направлялись кабардинским
владельцам, а также астраханским и терским воеводам. Это были жалованные
грамоты, наказы. Обратно документация шла в Москву из Кабарды, Астрахани
и Терского города. Она состояла из челобитных кабардинской знати, отписок
и докладов русских воевод [75]. В этом комплексе материалов затрагивается
разнообразный круг вопросов: о поездках кабардинских владельцев в Астрахань;
о выдаче им жалования; о борьбе различных княжеских группировок в Кабарде
и участии в них терских и астраханских служилых людей; о приведении к присяге
на подданство России (шертовании) различных князей и организации контроля
за выполнением шертных обязательств; об отправлении кабардинских отрядов
для участия в военных действиях против Швеции и Крымского ханства; о позиции
кабардинской правящей верхушки во взаимоотношениях Русского государства
с Турцией, Крымом, народами Северного Кавказа и Грузией, Ногайской ордой
и Калмыцким ханством. В многочисленных «памятях» различных приказов имеются
известия по определению жалования кабардинским князьям и мурзам; об освобождении
отдельных из них от таможенных пошлин; в них давалась оценка лошадям, доставляемым
из Кабарды.
В русской дипломатической документации
XVI–XVII вв. важное место занимают
статейные списки различных посольств, которые характеризуют внешнюю политику
Московского государства, укреплявшего постепенно свои позиции на Кавказе
и стремившегося нейтрализовать и не допускать в этом районе влияния Персии,
Турции и ее вассала – Крымского ханства. Как правило, посольства перед
выездом снабжались «наказами», своеобразным вопросником, включавшим обширный
перечень (о географическом положении страны, сведения о населении, городах,
укрепленных местах, хозяйстве, торговле, военной силе, обычаях и т. д.).
Но главными были вопросы внешнеполитических связей и ориентации. На примере
статейных списков И. П. Новосельцева (1570) и А. Ф. Жирового-Засекина (1600–1601)
видно, как русские послы, отвергая притязания турок и персов, аргументированно
доказывают, что Кабарда является подданной Русского государства [76]. В статейных
списках Ф. Е. Елчина (1639–1640), Н. М. Толочанова и А. Иевлева (1650–1652)
дается картина взаимоотношений и династических связей грузинского царского
дома и кабардинских великокняжеских домов; вассально-подданические связи
дигорского общества и кабардинских князей; структура кабардинских удельных
княжеств XVII в.; данные о хозяйстве и торговых связях и т. д.[77].
Большой интерес в изучении Кабарды и кабардино-русских отношений
XVI–XVIII
вв. представляют такие актовые материалы, как шертные и жалованные грамоты.
Шертные грамоты содержали присягу (шерть) кабардинских владельцев в верности
России. Эта группа документов является серьезным внешнеполитическим материалом,
раскрывающим политико-правовой характер договаривающихся сторон и предполагающий
их суверенность [78]. Большая группа шертных соглашений кабардинских владетелей
с Российским государством имеет общие внешние документально-юридические
признаки в происхождении как результат сделки контрагентов, в содержании
– как определение взаимных условий и по форме – как комбинации устойчивых
статей и формул.
Наряду с шертными записями (грамотами) политико-правовые взаимоотношения
сторон оформлялись дачей русскими государями верховным кабардинским князьям
и всей кабардинской земле «царских жаловальных з золотой печатью» грамот,
из которых самой ранней из дошедших до нас является грамота 1588 г. [79]. Они
были по своему виду договорными и близкими к княжеским «докончальным» и
повторяли основные положения шертных присяг. Содержание договорных грамот
кабардинским князьям было в традиционной форме. Сам тип этих грамот свидетельствует
о союзническом характере отношений, установившихся между Русским государством
и Кабардой. Одновременно клаузулы грамот подчеркивают их своеобразие в
вассально-подданическом плане: «...хто нам будет недруг, то бы и вам был
недруг».
В договорных грамотах кабардинским князьям устанавливались и их обязанности
по отношению к Русскому государству в военном плане.
Помимо договорных, кабардинским князьям, служившим в Терском городе,
выдавались жалованные грамоты типа льготно-несудимых. Так, в 1615 г. Сунчалей
Янглычевич был пожалован князем «над окочаны и черкасы» «с правом судить
и в ратном строении, и во всяких делах их ведать» [80]. Грамоты, предоставлявшие
такие права, получили в свое время Шолох Сунчалеевич и Касбулат Муцалович
[81]. Эти грамоты позволяют думать, что окоцкое и черкесское население Терского
города пользовалось экстерриториальностью и не подчинялось терскому воеводе.
Е. Н. Кушева считала, что такие жалованные грамоты создавали в Терском
городе рядом с русским воеводой и подчиненными ему ратными людьми особое
вассальное Черкесское княжество [82].
Параллельно с жалованными грамотами кабардинским князьям царская власть
направляла грамоты астраханским и терским воеводам. В них сообщались воеводам
фамилии жалованных кабардинских князей, давались инструкции по отношению
к ним, определялся порядок выдачи жалования, содержались наказы по организации
совместных походов и т. д. При сопоставлении сведений, содержащихся в грамотах
этих двух групп, видно, что они совпадали. Это свидетельствует о том, что
тексты грамот достоверны и отражали реальные события. Жалованные грамоты
кабардинским князьям составлялись в Посольском приказе в двух списках.
За редким исключением (в случае, если грамота оставалась невысланной) подлинники
не сохранились. На жалованных грамотах кабардинским князьям, в отличие
от указных, употреблялась всегда красная печать (это стало традиционным
для данной группы документов), что подчеркивалось в конце текста: «У той
грамоты привешена на шелковом снуру из красного воску печать».
Со стороны кабардинских князей огромное количество грамот поступало
в Посольский приказ и Коллегию иностранных дел. В них князья просили защиты
от внешних и внутренних врагов, оказания военной и материальной помощи,
содержались просьбы об отпуске в Москву к государю, сообщения о планах
и действиях недругов государства (хана, шевкала) и т. д. [83].
Таким образом, мы видим, что взаимоотношения Кабарды с Россией оформлялись
важнейшими публично-правовыми актами, т. е. документами правительственного
происхождения, которые выражали взаимоотношения верховной Российской власти
и Кабардинского феодального княжества.
Многое из комплекса дипломатической документации Посольского приказа
и Коллегии иностранных дел по взаимоотношениям России с Крымским ханством,
Османским государством, Ногайской Ордой, Польско-Литовским государством,
Грузией, народами Северного Кавказа и донскими казаками благодаря Н. И.
Новикову, А. Ф. Малиновскому, Г. Ф. Карпову, Г. Ф. Штендману, Ф. Лашкову,
Н. И. Веселовскому, А. А. Лишину, Н. Н. Бантыш-Каменскому, С. Н. Кологривову,
М. Оболенскому, И. Даниловичу, П. Г. Буткову, С. А. Белокурову, А. А. Цагарели,
М. И. Броссе, М. Г. Джанашвили опубликовано на протяжении XVIII – начала
XX в. [84].
Часть «кабардинских» и «грузинских» дел, не вошедшая в публикации С.
А. Белокурова, хранится в его личном фонде в РГАДА (184) и Отделе рукописей
Российской государственной библиотеки (23). Разнообразный документальный
материал XVIII – начала XIX в., собранный П. Г. Бутковым, отложился в Петербургском
отделении архива АН России в фонде 99 (Копии с неизданных бумаг рукописного
собрания П. Г. Буткова, касающиеся Кавказа) и в Военно-ученом архиве РГВИА
(«Опыт истории о черкесах, и в особенности о кабардинских» и др.).
Комплекс материалов по вопросам военной и административной организации
господствующей аристократии сосредоточивался с середины XVI по XVIII в.
в Разрядном приказе, который являлся центральным военным учреждением государства.
Эта группа документов в большей степени отражает общественно-политическую
деятельность представителей различных ветвей кабардинских и западно-адыгских
Черкасских, служивших в Москве и Терском городе.
В Разрядных книгах, многие из которых были опубликованы [85], содержится
огромное количество сведений о военном деле в России, вооружении армии
и ее руководстве, войсковой иерархии и порядке несения службы согласно
местнической системе. В разрядных книгах типа «Дворцовые разряды» отображена
будничная жизнь царского двора, официальные дипломатические приемы, именные
списки бояр, окольничих, думных дворян, стольников и других придворных
чинов, а также указывались их поместные и денежные оклады и передвижения
по службе [86].
Обнаруженные автором в «Дворцовых разрядах» многочисленные «местнические
дела» свидетельствуют, что «сословная честь» Черкасских была достаточно
высокой в иерархической структуре российского феодального общества [87].
Необходимо отметить, что уже из таких известных источников, как Дворцовая
тетрадь 1550-х гг. и Список чинов 1588–1589 гг., дающих наиболее полную
картину состава служилых князей Московского государства, Черкасские проходят
как составная часть русской аристократии [88].
Из документов Разрядного приказа наибольшую ценность имеют родословные
книги, которые несли интересную информацию о политической жизни различных
адыгских княжеств. Возникновение родословных росписей князей Черкасских
в России было, скорее всего, связано с необходимостью определения их положения
наряду с другими служилыми фамилиями, а также местническими вопросами.
Родословные «выезжих» адыгских князей начали составляться с начала XVII
в. [89]. Они показывают, как адыгские князья со второй половины XVI в. в ранге
служилых влились в состав правящего класса Московского государства и многие
из них заметно проявили себя на политическом и военном поприще. Достаточно
назвать, например, таких деятелей, как Михаил Темрюкович, Борис Камбулатович,
Василий Карданукович, Дмитрий Мамстрюкович, Яков Куденетович, Михаил Алегукович,
Василий Петрович Ахамашуков-Черкасский, Александр Бекович-Черкасский и
др. Самыми известными и наиболее полными являются родословные росписи кабардинских
князей, которые содержатся в родословных книгах А. М. Пушкина и А. Б. Лобанова-Ростовского
[90]. В них повествуется о внутреннем положении Кабарды конца
XVI, XVII вв.,
характеризуются сословные взаимоотношения кабардинской знати, размеры их
населенных пунктов (кабаков) и количество подвластного населения. Родословные
позволяют считать, что зачастую в XVI–XVII вв. кровопролитные междоусобные
войны в среде кабардинской феодальной знати происходили именно из-за земельных
владений. Родословные росписи дают возможность полнее восстановить историю
политических взаимоотношений адыгов с соседними народами – осетинами,
вайнахами, дагестанцами, ногаями и калмыками, а также с такими государствами,
как Россия и Крымское ханство.
Впервые в монографическом исследовании широко используются:
1) подробные
росписи потомков Черкасских, содержащиеся в редакции родословной книги
в 81-ю главу, в списке П. П. Вяземского [91];
2) родословные росписи рода
Ахамашуковых, Егуповых и Чумаховых Черкасских из разрядного приказа РГАДА
[92];
3) дело «По прошению владельца М. Кабарды майора князя Бековича-Черкасского»
из фонда «Кавказское областное дворянское депутатское собрание» Ставропольского
архива [93].
Дошедшие до нас родословные росписи являются как бы остовом, по которому
в сочетании с этногенетическими преданиями восстанавливается генеалогия
адыгских княжеских родов. Использованные в работе родословные материалы
позволили изучить во взаимосвязи вопросы генеалогии адыгских княжеских
семей со службой многих из них в России. Они содержат массу сведений о
деятельности, родстве, участии представителей различных ветвей Черкасских
в политической жизни русского общества.
к окончанию п. 1.2