Глава III. АДЫГИ В СИСТЕМЕ ГЕОПОЛИТИЧЕСКИХ И ЭТНОПОЛИТИЧЕСКИХ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ НА КАВКАЗЕ (СЕРЕДИНА XVI – НАЧАЛО 1770-х гг.) 

В начале 30-х гг. XVIII в. государственная консолидация Ирана и укрепление его позиций в международных делах, привели к возвращению ему Россией некоторых прикаспийских территорий. Во многом это было результатом дипломатических промахов А. И. Остермана, пытавшегося привлечь на сторону России нового властителя Ирана Надир-шаха. Рештcкий договор 1732 г., оформивший новую политическую ситуацию на Кавказе, был воспринят Турцией как ослабление российского влияния в регионе. Она активизировала свои действия и через Крымское ханство усилила натиск на народы Северо-Западного и Центрального Кавказа [227]. В сентябре 1731 г. специальное заседание «Тайного совета» с участием императрицы Анны Иоанновны обсуждало кабардинские дела и приняло решение о взятии Кабарды «под защиту России», а также оказании ей военной помощи. Через русского резидента И. И. Неплюева был выражен протест османскому правительству по поводу многочисленных нападений крымского хана и кубанского сераскира на кабардинцев [228]. Турецкая сторона настаивала, что «обе Кабарды – Большая и Малая – суть турецкие, принадлежащие ханам крымским», и пыталась уже тогда провести идею «нейтрализации» Кабарды, чтобы иметь здесь свободу действий [229]. Российская сторона представила Порте историческую справку «О Кабарде Большой и Малой, о пребывании их в протекции, или же в подданстве Российской империи», подготовленную Коллегией иностранных дел [230]. Таким образом, в начале первой трети XVIII в. русско-турецкие противоречия по Кабарде приобретают особо острый характер.

В 1731–1733 гг. крымский хан совершает регулярные нападения на кабардинцев. Несмотря на угрозы и различные обещания Турция не смогла привлечь Кабарду на свою сторону. Не давала результатов и политика исламизации населения, которая с самого начала XVIII в. была возведена в ранг государственной политики Турции и осуществлялась через крымских ханов. 

Летом 1733 г. отряд русских войск под командованием атамана Краснощекова направился с Дона в крепость Святой Крест. Узнав об этом, крымское войско атаковало русских. Последние стали обороняться, но неприятель превосходил их силой. Тогда русский отряд обратился за помощью в Кабарду. Через три дня к месту столкновения подошло кабардинское войско во главе с князем Боматом Кургокиным, и крымцы спешно отступили [231]. 

Бесцеремонное вторжение 80-тысячного крымского войска в Кабарду в августе 1735 г. положило начало русско-турецкой войне 1736–1739 гг. Учитывая серьезное превосходство врага над кабардинцами и российскими силами  региона,  на  первом  этапе  по  плану  генерала В. Я. Левашова было принято тактическое решение о признании кабардинцами формального протектората Крыма [232]. После удачных дипломатических переговоров кабардинских князей М. Кургокина и К. Атажукина с находившемся в родстве им наследником калмыцкого хана Дондук Омба, который вернулся из Крыма и занял пророссийскую сторону, объединенные усилия кабардинцев, русских и калмыков позволили начать наступление на Крым. 

Генерал В. Я. Левашов сообщал в июне 1736 г. в Астрахань, что «кабардинцев в первом кубанском походе было: баксанской партии 1500 человек, кашкатавской – 500». Кроме них, был отряд Малой Кабарды. В ходе войны кабардинские формирования ходили в поход против закубанских татар, участвовали во взятии Азова и сыграли важную роль в деле охраны от неприятеля новой крепости Кизляр. С весны 1738 г. отряды князей М. Кургокина и К. Алеева сдерживали натиск крупной ногайской орды мурзы Мусы с остатками наврузовцев и западных адыгов [233].

В ходе военной кампании 1738–1739 гг. в Кабарду были возвращены абазинцы, насильственно уведенные на Кубань еще ханом Саадет-Гиреем. На территории проживания бесленеевцев и темиргоевцев укрепилось российское влияние [234]. В августе 1739 г. объединенное войско кабардинцев и калмыков под командованием Арсланбека Кайтукина разбило крымское войско на Лабе: «тех татар разбили и погнали ... иного до смерти побито ... и в полон взято ..., а салтана Кази-Гирея, раненого, до смерти побили ж...» [235]. 

Война закончилась Белградским договором 1739 г. За всю историю русско-турецких противоречий впервые специальная статья договора затрагивала спорный вопрос о Кабарде. Шестой пункт договора гласил: «О обеих Кабардах, т.е. Большой и Малой,– и кабардинском народе со обеих соглашенность, чтобы быть тем Кабардам вольными и не быти под владением ни одной, ни другой империи, а токмо за барьеру между обеими империями служить имеют. И что от другой стороны Блистательной Порты туркам и татарам в оные не вступать и оных не обеспокоивать також и от Всероссийской империи оныя в покое оставлены будут. Но что, однакож, по древнему обыкновению браны будут во Всероссийскую империю от них, от кабардинцев, для спокойного их пребывания, аманаты. Оттоманской Порте токоже позволяется для такой же причины брать от них также аманатов. А ежели помянутые кабардинцы притчину жалобы подадут одной или другой державе, каждой позволяется наказать» [236]. Как мы видим, предоставляемая Кабарде «независимость» была не более чем фикцией, сделавшей Кабарду беззащитной перед любой агрессией. Договор не только не урегулировал, но еще больше обострил русско-турецкое соперничество из-за Кабарды. Эти державы, выступая как бы гарантами «независимости» Кабарды, получали теперь право контроля над внутренним положением кабардинцев и их внешними связями.

И после заключения указанного договора Кабарда постоянно вовлекалась в борьбу между Россией, с одной стороны, Турцией и Крымом – с другой. Они сюда засылали своих агентов, которые для привлечения на свою сторону раздавали подарки и деньги феодальной знати. В 40–50-х гг. XVIII в. османы совершали разорительные набеги на западных адыгов, добиваясь дани и политического вассалитета. Отдельные народности, например, темиргоевцы, вынуждены были признавать номинальную зависимость от крымцев, но не соглашались выплачивать регулярную дань пленниками и лошадьми и называли это подарками [237]. Современник этих событий, французский консул в Крыму К. Пейсонель свидетельствовал, что крымские ханы «делали страшные усилия, чтобы покорить совершенно эти народы» [238]. Османы и крымцы пытались насильственно насадить в Западной Черкесии мусульманство, но в массе своей адыги оставались полуязычниками-полухристианами. В середине XVIII в. бесленеевцы, темиргоевцы, абазины, шапсуги и бжедуги занимали враждебную османам и крымцам позицию и изъявляли желание вступить в русское подданство. 28 июня 1747 г., по данным русских документов, «... от крымского хана отложились темиргоевцы, абазыкеи (абадзехи.– К. Д.), бжедухи, сапсыки (шапсуги.– К. Д.), убыхи, которые временно бывают ему послушны и, объединившись с другими народами, готовы были оказать сопротивление хану» [239]. Несмотря на важность стратегического положения западных адыгов, российское правительство воздерживалось от переговоров о подданстве черкесов во избежание «явного с Портой Оттоманскою нарушения дружбы» [240]. То же самое можно сказать о турецкой стороне, которая вынуждена была считаться с укреплением российских позиций на Северо-Западном Кавказе. Когда в начале 1760-х гг. крымский хан Крым-Гирей добивался разрешения Стамбула на разработку серебряных и золотых рудников на Кубани и присылки к нему необходимых специалистов, великий визирь Нишанди Хамза Хамид-паша в своей резолюции отметил: «Эта страна не находится в османской территории, а принадлежит черкесам, которые, согласно договору между Россией и Турцией, автономны». Разработка месторождений, по его мнению, будет означать «... вмешательство во внутренние дела черкесских племен, противоречит статьям мирного договора, ухудшит отношения между двумя странами» [241]. 

В 40–50-х гг. XVIII в. обстановка на Северном Кавказе оставалась сложной и «во многом зависела от кабардинских князей, у которых были наиболее широкие внешние связи с Россией, Крымом, Турцией и даже с Персией» [242]. Изменение юридического статуса Кабарды неминуемо отразилось бы на зависимых от кабардинских князей горских народах Осетии, Ингушетии, Балкарии и Карачая. 

Российская дипломатия учитывала фактор сюзеренно-вассальных отношений Кабарды с горскими народами и проявляла гибкость в общении с последними. Коллегия иностранных дел в инструкции своему консулу в Крыму В. Никифорову указывал, что «кабардинский народ, почитаемый в тамошней стороне за превосходно храбрый, был всегда предметом ревностного старания ханов крымских иметь оный себе подчиненным. Нужда в этом для них превеликая; кабардинцы имеют еще и тамошних горцев многих в свое послушание, поэтому мог бы он старание свое распространить о приобретении уже в свое подданство и других горских народов, а тем сделать себя сильным и во всех горах» [243]. Многочисленные документы и специальные исследования показывают, что Россия отрицательно относилась к неконтролируемым междоусобицам кабардинских феодалов, считая, что они дают повод крымскому хану для вмешательства в кабардинские дела и наносят вред русским интересам на Северном Кавказе [244].

В 1742 г. в Петербург прибыло кабардинское посольство, которое заявило, что Кабарда не порывает с Россией и, как и прежде, будет вместе с ней бороться против общего врага. Русское правительство, понимая важность вопроса, продолжало уделять Кабарде пристальное внимание. Благодаря ее активному вмешательству были предотвращены угрозы нашествия на кабардинцев иранского шаха в 1744-м и крымского хана в 1755 г. Она также посылала в Кабарду своих представителей для примирения враждующих княжеских группировок [245]. 

Россия стремилась укрепить свои позиции в Кабарде и на Северном Кавказе не только военно-политическими связями, но и экономическими предприятиями. 

В 60-е гг. XVIII в. на Кавказ, в том числе и в Кабарду, начинают завозиться различные товары. Российское правительство отменило пошлину, которую уплачивали кабардинцы и кумыки при продаже своих изделий и скота в Кизляре. Но торговля не носила в тот период таких масштабов, чтобы влиять на политическую ситуацию, которая существенно обострилась после строительства на кабардинских землях крепости Моздок (1763), что вызвало резкое недовольство кабардинских князей. Они осознавали, что крепость, являясь форпостом царизма, будет ограничивать их политическую независимость. С момента основания Моздока сюда начали бежать кабардинские крестьяне, чтобы, приняв христианство и российское подданство, получить свободу. На многочисленные требования кабардинских феодалов выдать беглецов и срыть крепость, царское правительство отвечало отказом, и часть кабардинской верхушки в результате этого заняла антирусские позиции [246]. Князья начали нападать на укрепления, возводимые на кабардинской земле. В такой обстановке Турция и Крым стремились привлечь их на свою сторону. Во время очередной русско-турецкой войны 1768–1774 гг., многие знатные кабардинские князья: Джанхот Татарханов, Касай Атажукин, Джанхот Сидаков, Карамурзины и знатные дворяне Куденетовы и Тамбиевы со своими подвластными поддерживали Россию. Против другой части феодалов, уклонившихся от русского подданства, в 1769 г. была направлена военная экспедиция во главе с генералом Медемом. Но при всех обстоятельствах кабардинское зависимое население отказывалось занимать протурецкую или прокрымскую ориентацию. Так, астраханский губернатор сообщал начальству, что «черный (т. е. трудовой.– К. Д.) народ о подданстве Крыму и слышать не хочет» [247].

Кабардинцы принимают активное участие в военных действиях в Прикубанье против турецких войск. Когда летом 1774 г. турецко-крымское войско вторглось в Кабарду, оно было разбито объединенными силами кабардинцев и российских войск. 

Русское правительство считало необходимым «владельцев тамошних, которые к здешней стороне усердствовали, предохранять и подкреплять искусным образом от поисков тех из них, которые имели мысли противные» [248]. Успеху русской политики в исследуемый период (конец 1730-х – начало 1770-х) способствовало ясное понимание политической ситуации в регионе, учет конъюнктуры, вмешательство в междоусобную борьбу для подчинения ее своему контролю, в условиях конфронтации и военного противостояния с Турцией и Крымом, умение гибкими мерами воздействия добиваться поддержки значительной части кабардинских обществ. Четкое представление обо всем этом дает обширная записка кизлярского капитана М. Гостотти, представленная в Коллегию иностранных дел и предлагавшая анализ будущей политики царизма в Кабарде. Отмечая особое положение Кабарды на Северном Кавказе, когда даже «независимые горские народы во всем следуют великой Кабарде», он считал необходимым «привести ныне Кабарду в такое состояние, чтобы впредь, а особенно в этой войне, можно было некоторым образом ее принудить ко всему, что нам угодно и потребно, и чтобы не надобно было опасаться каких-либо с ее стороны хлопот и беспокойств на границах» [249]. Как показывают специальные исследования, предложения капитана Гостотти были учтены российским правительством при подготовке многих решений по «кабардинскому вопросу» [250]. Так, в докладе Коллегии иностранных дел Екатерине II, в июле 1771 г., который являлся программой будущего экономического и политического освоения центральной части Северного Кавказа, признавая Кабарду ведущей силой в регионе, отмечалась необходимость включения ее территории в состав Российской империи. Коллегия полагала «повиновением кабардинцев своевольство и всех тамошних варваров воздерживать», чтобы «повиновение их» было «с собственно их пользою соединено». А чтобы «они с охотой вникали в должности подданства, как к независимости привыкшие», им необходимо оказывать «снисхождения», но только такие, каковые «с пользою и безопасностию кизлярской стороны совместны» [251].

В результате Кючук-Кайнарджийского мира (1774) Турция окончательно признала Кабарду состоящей в подданстве России. Результаты войны и вышеназванный договор обеспечивали России свободу действий на Северном Кавказе и значительное упрочение ее южных рубежей. Договор усилил русское влияние среди горских народов Северного Кавказа. Например, с укреплением российских позиций в Кабарде балкарские таубии и осетинские феодалы надеялись освободиться от политической зависимости кабардинской феодальной знати. Царское правительство поощряло эти настроения и использовало их для подрыва мощи кабардинских князей, разрешая им взимать подати только с тех соседних народов, которые не присягнули на верность России. Несмотря на то, что в последней четверти XVIII в. интересы кабардинской господствующей верхушки и царской администрации часто сталкивались, а в Кабарде набирало силу антиколониальное движение, кабардинское общество неизменно выступало союзником России, когда вопрос касался международных проблем того времени. Это очередной раз проявилось в период русско-турецкой войны 1787–1791 гг., в которой кабардинские отряды сражались на стороне русской армии. С заключением же в 1798 г. русско-турецкого договора кабардинский вопрос перестал существовать как международная проблема.