5.1. Кабарда в взаимоотношениях России с народами Северного Кавказа
Северный Кавказ является одним из самых многонациональных регионов
в нашей стране. Здесь проживают десятки народов, каждый из которых обладает
древней и самобытной культурой, уникальным историческим опытом, пронесенным
сквозь столетия. Полиэтничность является существенным фактором, оказывающим
непосредственное влияние на основные тенденции общерегионального развития.
Полиэтничность на Северном Кавказе имеет вековые корни, а межнациональные
контакты всегда составляли важнейшую сторону этнического прошлого народов
региона.
Кавказ на протяжении всей истории играл роль своеобразного моста между
Восточной Европой и Передней Азией. Главный Кавказский хребет является
непреодолимым препятствием для иноземных нашествий с юга и с севера. Горные
хребты служили условными этническими и политическими границами.
Наука объединила коренные народы Кавказа и их языки в отдельную группу,
включающую автохтонные народы – это иберийско-кавказская языковая семья.
Ученые-лингвисты полагают, что начиная с глубокой древности можно говорить
о некотором генетическом родстве языка таких народов, как адыго-абхазы,
грузины, чеченцы, ингуши и дагестанцы. Археологи считают, что окончательный
распад кавказского этнолингвистического единства на три группы этнических
общностей – западную (абхазо-адыгскую), восточную (нахско-дагестанскую)
и южную (картвельскую) в основном завершился к середине IV тыс. до н. э.
С III тыс. до н. э. на основе рудных богатств края возникло и расцвело
местное производство бронзы – это майкопская, дольменная, кобанская и каякентско-харачоевская
культуры, создатели которых являются предками коренных народов Северного
Кавказа.
С эпохи раннего железа
(I тыс. до н. э.) и в период раннего средневековья
определенную (но не решающую) роль в процессе становления кавказских народов
сыграли периодические миграции и проникновение в данный регион массы ираноязычных
(киммерийцы, скифы, сарматы, аланы) и тюркоязычных (болгары, авары, кипчаки)
племен. Таким образом, в результате этих процессов в эпоху раннего и позднего
средневековья на Северном Кавказе складываются адыгская (кабардинцы, адыгейцы,
черкесы), осетинская, балкаро-карачаевская, вайнахская (чеченцы, ингуши)
и дагестанская этнические группы племен. Уже с этих далеких времен начинают
формироваться элементы определенной северокавказской общности. Сходство
условий жизни в горах и предгорьях выработали у народов, даже разных по
происхождению, сходные черты в хозяйстве и укладе. Здесь наблюдается последовательная
смена примерно одинаковых или сходных орудий труда, оборонительных сооружений,
средств передвижения. Зарождаются общие элементы духовной и материальной
культуры – складываются нартский эпос, одинаковые семейные обычаи, многие
элементы одежды, которые позже составили основу общекавказского костюма.
Будучи связующим мостом между Азией и Европой, данный регион всегда
являлся ареной столкновения и переплетения политических и экономических
интересов различных государств и народов. Общность внешнеполитических интересов
приводила к тому, что северокавказские племена периодически сообща противостояли
внешней угрозе как в период арабского, так и позже – монголо-татарского
нашествий. Частые миграции и военные столкновения приводили и к тому, что
среди северокавказских народов растворялись и ассимилировались пришлые
этнические группы. Очень показателен в этом плане адыгский этнос. В разные
времена в адыгской среде растворились определенные группы греков, ирано-язычных
и тюркоязычных племен, древних славян и армян. Адыгское население сумело,
тем не менее, сохранить свою этническую самостоятельность. В периоды агрессий
мощных кочевнических объединений (гуннов, сарматов, монголов, позже крымских
татар) адыги, покидая насиженные места, отходили в предгорные и горные
зоны (как впрочем, и вайнахские племена). В монографии невозможно охватить
всю сложную и пеструю картину этнической эволюции различных районов Северного
Кавказа вследствие притока разновременных волн иноязычного населения. Внешнеполитические
события, связанные с перемещениями аланов, гуннов, монголо-татар, вызвали
перемещения кавказских этнических групп, и они явились определенными историческими
рубежами не только в политической жизни, но и в дальнейшем этногенезе автохтонов
Северного Кавказа.
XVI–XVIII вв. являются важнейшим этапом в истории северо-кавказских
народов. Это период непрекращающейся внутренней и внешнеполитической борьбы,
обусловленный дальнейшим развитием феодальных отношений у горских народов
и столкновением интересов Оттоманской Порты, Крымского ханства, Персии
и Российского государства в этом значимом в стратегическом отношении регионе.
К середине XVI в. кабардинская господствующая верхушка контролировала
значительные районы Северного Кавказа. Кабардинские населенные пункты располагались
на равнине и предгорьях от Большого Зеленчука, Пятигорья до Сунжи по правому
берегу Терека. Стремление феодалов Кабарды к дальнейшему распространению
своей власти на восток столкнулось в бассейне реки Сунжи и нижнего течения
Терека с интересами северодагестанских владетелей – кумыцкого шамхальства,
стремившегося также к расширению сферы своего влияния в регионе. Занимая
плоскостные и предгорные земли Центрального и Восточного Кавказа, имея
более благоприятные условия хозяйствования, кабардинцы, кумыки, лакцы сформировали
более сложные и устойчивые социально-политические структуры феодального
типа по сравнению с теми народами, которые жили в горах сельскими общинами
(в Горном Дагестане и Чечне, отдаленных местах Осетии и Ингушетии, Балкарии
и Карачая).
Самым острым вопросом во взаимоотношениях северокавказских народов
во все времена являлся вопрос о земле. И всегда горцы пользовались любым
удобным случаем для переселения на равнину или на плоскость. В XVI–XVIII
вв. ингуши, чеченцы, осетины, балкарцы и карачаевцы еще не вышли с труднодоступных
горных мест на равнину, занятую населенными пунктами кабардинцев. Но уже
с конца XVI в. небольшая часть аккинцев-вайнахов оказалась связанной с
русским Терским городом, около которой возникло небольшое поселение «служилых
окочан». В XVIII в. чеченские поселения продвигаются по Сунже и ее притокам,
приближаясь к поселениям терских или гребенских казаков. Поселения малокабардинских
феодалов близко подходили к выходу из Дарьяльского ущелья, сталкиваясь
с осетинами-тагаурцами за право контроля над перевальными путями в Грузию.
Вплоть до второй половины XVIII в. основная масса горских народов оставалось
в труднодоступных горных ущельях. Хотя горы были богаты летними пастбищами
и удобны для обороны, здесь очень трудно было зимой содержать скот (главное
богатство горцев), а малоземелье и бездорожье ограничивали возможности
экономических и других связей с соседями. В этом заключалась главная причина
экономических трудностей для горских народов, и поэтому они часто попадали
или находились в зависимости от тех, кто владел предгорьем и равнинными
землями.
Еще задолго до Кючук-Кайнарджийского договора 1774 г., т. е. до того,
как царизм начал направлять процесс выселения горских народов на плоскость,
многие из представителей ингушской, осетинской, балкарской и карачаевской
знати, пользуясь личными и аталыческими связями с кабардинскими князьями,
начали самостоятельно выселяться с гор.
К середине XVI в. относится начало формирования русского населения
Северного Кавказа. Желая избавиться от крепостной неволи, на Кавказ бежали
люди с Дона, Волги, Украины и других мест. Их всех постепенно стали называть
одним словом – «казаки», что означало «вольные люди». Многие казачьи поселения
располагались на склонах гор, т. е. на «гребнях» или берегах рек, поэтому
они вошли в историю и как гребенские, и как терские казаки. До последней
четверти XVIII в. общее количество русского населения на Северном Кавказе
было незначительным.
На взаимоотношения северокавказских народов и казачества между собой
в XVI–XVIII вв. свой отпечаток наложила сложная феодальная эпоха, в условиях
которой они складывались. Как и между всякими соседними народами средневековья,
здесь случались и военные столкновения, захватывались пленные, угонялись
скот и табуны лошадей. Но повседневная жизнь протекала не в стычках и войнах,
а в мирных и добрососедских отношениях. Положительную роль в развитии этих
отношений играли традиционные обычаи гостеприимства, аталычества и куначества,
бытовавшие у северокавказских народов.
Наиболее важные и спорные вопросы внутренней и внешней жизни между
народами Северного Кавказа (согласованность внешнеполитических действий,
заключение мира, дипломатические переговоры, перемещения населенных пунктов,
земельные тяжбы) выносились на решение традиционных «законодательных» институтов,
таких, как «Хасэ», «Тере», «Мехкеме», «Нихас», «Княжеские съезды», «Советы
выборных стариков» или на специальные третейские суды. Свою работу они
осуществляли на основе народных обычаев – адатов, а с конца XVIII в.– норм
шариата. Хотя во многих случаях феодальные владетели Северного Кавказа
решали свои вопросы вооруженным путем (например, в 1566-м, 1589-м, 1641
гг. и т. д.), из их среды выходили общественные деятели, как мудрец и дипломат
Джабаги Казаноко, который на рубеже XVII–XVIII вв. призывал отказаться
от феодальных набегов как средства решения различных спорных вопросов и
ратовал за мирные и союзнические отношения между соседними северокавказскими
народами.
Значительную роль в стабилизации этнополитических отношений играли
торгово-экономические связи. Чаще они приобретали формы натурального обмена.
Осетины сбывали соседям скот, шерсть, сукно в обмен на ткани, железо и
прочие изделия. Кабардинцы вели торговлю медом, воском, просом, бурками
и седлами. Соседние горские народы и казаки всегда охотно покупали у кабардинцев
лошадей местной породы и холодное оружие. Из Дагестана горская феодальная
знать получала шелковые и бумажные ткани, сафьян, дорогое оружие, медную
посуду и различные ювелирные изделия. Дальнейшему развитию обменной торговли
в крае способствовало возникновение Терской крепости, а позже Кизляра и
Моздока. Транзитная торговля через эти города способствовала развитию связей
между народами региона, заимствованию друг у друга различных хозяйственных
навыков: так, садоводство Дагестана оказало влияние на его развитие у кабардинцев,
а в Дагестане благодаря кабардинцам большое распространение получило пчеловодство.
Взаимовлияние наблюдается между народами и в области различных ремесел.
Возникновение совместных поселений различных групп северо-кавказских
горцев вело к дальнейшему развитию межнациональных отношений. Как было
отмечено выше, близ Терской крепости возникли Черкесская, Окоцкая, Татарская
и Новокрещенская слободы, жители которых совместно несли военную службу
и вели хозяйство. В дагестанских селах Баташ-юрт, Байрам-юрт, Эндери жили
кабардинцы; в Аксае – чеченцы; аварское село Ансалта, по преданию считается
основанным чеченцами, а чеченский Ишха-аул – аварцами; в Девлетгиреевской
деревне в Чечне жили кабардинцы и чеченцы;
в Турлове, возле Татартупа и других местах Кабарды, совместно с кабардинцами
проживали дагестанцы, чеченцы и ингуши. Длительное проживание рядом горцев
и казачества благоприятствовало взаимовлиянию культур, быта и хозяйства.
Одним из результатов этого процесса стало улучшение техники обработки земли,
заимствование друг у друга сельскохозяйственных культур. Общение сказывалось
и в быте горцев, в который проникала русская домашняя утварь, посуда, постепенно
менялся тип жилища. Русское население перенимало некоторые стороны жизни
быта горских народов: традиционные черкеска и бурка стали одеждой терского
и кубанского казачества; заимствовали элементы вооружения, искусство верховой
езды, блюда национальной кухни и т. д.
В культуре общения северокавказских народов и казачества в прошлые
века особую роль сыграл кабардинский вариант адыгского этикета. Он был
проникнут духом рыцарской чести и жесткой дисциплины, скромности и толерантности.
В общекавказском этикете он занимал и занимает особое место. По мнению
грузинского ученого Н.Рехвиашвили, «выработанный и строго соблюдаемый адыгскими
племенами этикет был принят в качестве единой нормы поведения почти всеми
кавказцами». Чеченский исследователь С. И. Дакхильгов, говоря о заимствовании
вайнахами адыгского этикета, указывал, что «про благородного человека вайнахи
говорили: он благороден, как черкес; гордого мужчину называли гордым кабардинцем».
Освещение межнациональных отношений на Северном Кавказе в прошлом не
будет полным без учета русско-северокавказских связей в
XVI–XVIII вв. В
силу географического положения и политической роли в регионе, Кабарда и
кабардинский вопрос оказались в этот период одним из важных компонентов
восточной политики России. Последняя ставила целью выход и утверждение
в бассейнах Каспийского и Черного морей. С другой стороны, социально-экономическая
и политическая жизнь народов Северного Кавказа, протекавшая в условиях
феодальных междоусобиц и борьбы с внешними врагами, диктовала необходимость
сближения с Россией, в результате которого они могли ликвидировать последствия
междоусобных воин и политически консолидироваться. Таким образом, это был
прогрессивный и эпохальный процесс, одинаково выгодный для обеих сторон.
Несмотря на то, что интересы правящей элиты северокавказских народов
часто сталкивались, в периоды внешних агрессий они, как правило, выступали
совместно против иноземных захватчиков. Исторические факты свидетельствуют,
что Кабарда и другие горские народы в XVI – 70-е гг. XVIII в. являлись
своеобразным щитом и барьером против османо-крымской и персидской агрессии
на южнорусские земли. «Нужно заметить,– писал в прошлом веке Н. Грабовский,–
что в описанный период, когда Россия не имела еще достаточной силы, чтобы
поддержать на Кавказе свое владычество, кабардинцы стояли на стороне последней
совершенно добровольно и оказывали помощь русским из простого чувства дружелюбия,
не требуя за это никакого возмещения и не пользуясь, в свою очередь, в
трудных обстоятельствах помощью со стороны русских войск». И даже в условиях
начинавшейся колониальной политики и набиравшего силу освободительного
движения народы Северного Кавказа все еще неизменно выступали союзниками
России, когда вопрос касался международных проблем.
* * *
Дружеские взаимоотношения между Кабардой и народами Дагестана имеют
многовековую историю. Особенно прочными они становятся с середины XVI в.,
когда через посредство кабардинских мурз в более тесные контакты с Россией
вступают дагестанские владельцы. Сразу после присоединения в 1556 г. Астрахани
сюда прибыли «гости» из Дербента, шамхальства и других владений Дагестана
[1]. Строительство Терского городка (Тюменского острога) в 1588 г. способствовало
тесным политическим и экономическим контактам Русского государства и Дагестана.
По мнению профессора В. Г. Гаджиева, наличие русских войск и крепости
не позволяло туркам расширять агрессию на Северном Кавказе и в Дагестане.
Это поднимало престиж России и усиливало ориентацию народов региона на
Москву [2].
С конца XVI в. представители Аварии, Лакии, Кумыкии, Табасарана, Дербента,
Кайтага регулярно посещали Терский город и Астрахань с просьбами о «покровительстве»,
а также по торговым делам [3]. Русско-дагестанские связи росли и крепли в
XVII в., в течение которого из Дагестана в Москву прибыло 18 посольств.
В 1610 г. в Терском городе приняли присягу на верность Русскому государству
кумыцкие князья Гирей, Эльдар и Сурхай, Махди Аварский, Алибек Казикумухский,
Сурхай Карабудагский и Будачи Эрпелинский. Москва постоянно оказывала помощь
представителям дагестанской феодальной знати, которые придерживались русской
ориентации. Так, в 1615 г. терские воеводы оказывали содействие Гирею Тарковскому
в его борьбе с Султан-Махмутом Эндерейским. Последнему дали понять, что
он может быть принят в русское подданство, если на то будет согласие Гирея
и кабардинского князя Сунчалея Черкасского [4]. В 1616 г. установил связи
с Терским городом уцмий Рустем-хан [5].
Документы показывают, что на протяжении XVII в. при посреднической
роли кабардинских князей в подданство России были приведены крупные владельцы
Дагестана. Особую роль в улучшении русско-дагестанских и кабардино-дагестанских
отношений в этот период сыграл известный кабардинский князь Сунчалей Канклычевич
Черкасский. «В течение XVII в. Сунчалей и его потомки, пользуясь покровительством
кабардинских князей, вошедших в круг московской феодальной знати, и поддерживая
непосредственную связь с Посольским приказом, оказывали значительное влияние
на решение вопросов, касающихся народов Северного Кавказа» [6].
В 30-х гг. XVII в. эндерейский владетель Султан-Махмут, обращаясь в
Москву с просьбой принять его в Российское подданство, писал, что «Сунчалей
великому князю и белому царю холоп * , а нам он друг, а до каких мест Сунчалей
будет, и мы до тех мест шерть учиним» [7]. Кайтагский же правитель Рустем-хан
по данному вопросу обращается с грамотами и к царю, и к Сунчалею [8]. В 1634
г. благодаря содействию кабардинского князя Шолоха Сунчалеевича Черкасского
были проведены переговоры между терскими воеводами и эндерейским феодалом
Султан-Махмутом и кумыкским шамхалом Ильдаром [9]. Спустя четыре года терский
воевода И. О. Хохлов доносил в Посольский приказ, что с помощью Муцала
Сунчалеевича Черкасского «учинили шерть» Сурхай-Мурза Тарковский, Казаналп-Мурза
Эндерейский, Чупан-Мурза Казикумухский, Салтанбек Карабудагский и др. [10].
Влияние Муцала Сунчалеевича на дагестанских владельцев было особо значительным.
Благодаря этому в 1645 г. на реке Аксай принесли присягу на верность русскому
правительству тарковский шамхал Сурхай, кумыцкий правитель Кадыр и около
150 дагестанских узденей [11].
В большинстве случаев сами дагестанские владетели требовали,
чтобы к ним для участия в переговорах, касающихся их взаимоотношений с
Русским государством, приезжали влиятельные кабардинские князья, которые
находились на службе в Терском городе. Так, эндерейский мурза Ахматхан
Магдеев в 1648 г. считал, что успех решения вопроса о переходе его владений
в подданство России будет зависеть от участия в нем князя Камбулата Пшемаховича
Черкасского [12]. В своем письме к терским воеводам он писал, что «как-де
Камбулат-мурза к ним приедет, они-де перед ним тебе, великому государю,
на Куране шерть учинят на том, что им быть у тебя, великого государя, со
всем своим владением в вечном неотступном холопстве и аманата на Терек
пришлют с ним, Камбулатом» [13]. Отписка астраханского воеводы И. П. Пронского
в Посольский приказ в 1653 г. свидетельствовала о переговорах узденей кабардинского
мурзы Тонжехана Арасланова с дагестанским шамхалом Сурхаем и эндерейским
мурзой Казаналпом и о возвращении их владений в русское подданство [14].
Долго и безуспешно велись переговоры между терскими воеводами и джегутанским
владельцем Ахматханом Махтеевым. Последний отказывался вести их и писал,
что «он-де русским князьям не верит, а будет-де придет к нему Касбулат-мурза
Черкасский и Казаналп-мурза и с ним договорятца, и он даст аманата им на
руки» [15]. В 1658 г. эти переговоры были успешно завершены. Как видно из
приведенных документов, посредническая роль Кабарды во многом способствовала
сближению и присоединению народов Дагестана к России в
XVI–XVII вв. В последней
трети XVII в. вплоть до начала XVIII в., Кабарда и Дагестан оставались
для России важнейшим стратегическим плацдармом, обеспечивающим связь по
наиболее удобным путям с народами Закавказья [16].
В конце XVII – начале XVIII в. северокавказские народы оказались в
орбите международных интересов Турции, Ирана и России. Русское правительство
твердо отстаивало свои интересы в этом регионе, что было непосредственным
образом связано с необходимостью обеспечения военно-политической и экономической
безопасности страны на юге. Особое значение приобретало утверждение России
на Каспийском море. Это дало бы возможность вести всю европейскую торговлю
с Востоком через русскую территорию.
Для решения этой задачи Петр I предпринял ряд дипломатических шагов.
В 1700 г. он приказал астраханскому губернатору Мусину-Пушкину «завести
дружественные и торговые сношения с дагестанскими горцами» [17]. Для того,
чтобы подорвать турецкое и крымское влияние на Северном Кавказе, в 1711
г. в Кабарду и Дагестан был направлен кабардинский князь, офицер русской
гвардии Александр Бекович-Черкасский [18]. Он призывал горских владельцев
«собрать войска свои, итти на Крым или на Кубань и на иные татарские места
и чинить над ними поиск» [19]. В этой ситуации Турция и ее союзник Крымское
ханство стремились разобщить народы Дагестана и Кабарды, противопоставить
их друг другу. Например, осенью 1712 г. кабардинские владельцы доносили
князю А. Б. Черкасскому о попытках крымского хана склонить дагестанских
владельцев Салтана Махмута и Альдигирея Тарковского к совместному нападению
на Кабарду для приведения кабардинцев в подданство Крымскому хану [20].
В мае 1714 г. Петр I предложил Сенату рассмотреть вопрос, «каким образом
горных народов к нашей стороне приклонить». На рассмотрение Сената было
вынесено «Доношение» князя Бековича-Черкасского, в котором давалась картина
турецких происков на Северном Кавказе и, в частности, в Кабарде и Дагестане,
и предлагалось, не упуская времени, присоединить прикаспийские области
к России [21].
В сложившейся обстановке, когда северокавказские народы оказались в
сфере межгосударственных интересов различных держав, Россия продолжала
укреплять свои связи с Кавказом. Проводимая ею политика приносила положительные
результаты. В 1717–1719 гг. к России с просьбой о принятии в подданство
обратились тарковский шамхал Магомед-бег Аликпачев [22]. С аналогичными
просьбами выступали в этот период аксаевские, костековские владетели, кайтагский
уцмий и др. [23]. В августе 1720 г. кабардинские князья во главе с Асланбеком
Кайтукиным сообщали Петру I о совместных боевых походах с донскими казаками
[24]. Учитывая близость неприятеля, они предлагали русскому царю «построить
на реке Терек город, который служил бы целям обороны от нападения Ирана,
Турции и Крымского ханства» [25].
В отличие от Турции и Ирана, стремившихся разжечь национальную вражду
и натравить кавказские народы друг на друга, Россия укрепляя свои связи
с Дагестаном и Кабардой, одновременно принимала меры, направленные на то,
чтобы они жили в мире и согласии. Например, русское правительство требовало
от дагестанских владельцев не допускать никаких нападений на Кабарду: «дабы
никакой противности и никаких нападений братьям нашим (т. е. кабардинцам)
не чинили» [26].
После победоносного завершения Северной войны Россия вплотную приступила
к присоединению прикаспийских территорий Кавказа. 27 июля 1722 г. Петр
I во главе русских войск высадился в Аграханском заливе. Реакция наиболее
крупных владетелей Кабарды и Дагестана на появление русских войск во главе
с Петром I в 1722 г. на Каспийском побережье была различной. Даудбек и Сурхай,
опасаясь активных действий царских властей против них, стали более активно
добиваться протекции Турции. Часть владетелей, находясь под покровительством
России, готова была оказывать содействие Петру
I.
Отдельные феодалы, как эндерейский правитель Айдемир, выступавшие против
русских войск, были разбиты. Остальные северокумыкские владетели-аксаевский,
костековский шамхал Адиль-Гирей, а также некоторые кабардинские князья
выразили готовность быть на русской службе. «6 августа,– пишет Н. А. Сотавов,–
на Сулаке 100-тысячную русскую армию встречали шамхал Адиль-Гирей, аксаевский
владетель Султан-Махмуд и кабардинский князь Арсланбек Кайтукин» [27] .
По указанию Петра I на реке Сулаке была заложена крепость Святой Крест,
куда были переведены гарнизон и жители города Терки. Строительство крепости,
завершенное к 1724 г., значительно укрепило русские позиции в присоединенном
крае. В сентябре 1723 г. между Россией и Ираном был подписан договор, согласно
которому шах «уступил» России прикаспийские территории. Это привело к обострению
русско-турецких отношений. Турция усилила антирусскую пропаганду среди
горских народов. Она стремилась поднять на выступления отдельных феодалов,
обещая им всяческую поддержку. Еще в декабре 1722 г. турецкие послы потребовали
в Петербурге прекращения военных действий против лезгин и вывода русских
войск из Дагестана, а также прекратить покровительство кабардинским владельцам
«Ислам-бею и Арслан-бею» [28]. Но все попытки Турции помешать укреплению русско-северокавказских
отношений оказались безуспешными. В 1727 г. были окончательно разграничены
владения России и Турции на Кавказе, которые еще были утверждены условиями
Константинопольского договора 1724 г.
Осложнение внутреннего и международного положения России в 30-е гг.
XVIII в. в значительной степени отразились на ее восточной политике. После
тринадцатилетнего владения она была вынуждена уступить каспийские области
Ирану. Такое решение вызвало сожаление у сторонников России на Кавказе.
Но русское правительство, связанное различными договорами с Ираном и Турцией,
все же продолжало оказывать поддержку и помощь кавказским народам в их
борьбе с внешними агрессорами.
С начала 20-х гг. XVIII в. ведущее место в кавказской политике
России занял Дагестан. Ослабление отношений с Кабардой в связи с демаршем
Турции отразилось и в решении царского правительства в 1722 г. признать
эти земли под влиянием Крыма [29]. Вместе с тем, когда Коллегия иностранных
дел в своем указе от 11 мая 1733 г. уведомляла командующего войсками, расположенными
между Курою и Тереком, В. Я. Левашова о предполагаемом прохождении крымских
войск через Кабарду и Дагестан в Иран, то ему предписывалось в соответствии
с указом от 4 апреля 1733 г. при приближении крымских войск пытаться убедить
их командование не проходить через русские владения. В противном случае
применить оружие [30].
Разгром иранских полчищ Надир-шаха в 1724 г. усилил тяготение феодалов
Дагестана к России. Под влиянием этого процесса, а также внешнеполитических
обстоятельств, большинство владетелей Дагестана стремилось заручиться ее
поддержкой.
По мнению профессора Н. А. Сотавова, к середине XVIII в. обстановка
на Северном Кавказе была такова, что наряду с Кабардой важное место во
внешнеполитических планах держав-соперниц (России, Османской империи) по-прежнему
занимал Дагестан [31]. В 1750–1751 гг. шамхал Тарковский «искал быть под
покровительством России»; преемник его шамхал Муртазали в 1764 г. «уверял
Российский двор в своем к оному усердии». В 1753 г. владетель Аварии Магомед-Мусохан
«просил о принятии его в Российское подданство». Немного ранее Маметхан-Сурхай,
владетель Казикумухский, также просил о «принятии его в Российское подданство».
В 1757 г. к России с просьбой о подданстве обратилось Андийское общество
[32]. Русское командование на Кавказе оказывало помощь сторонникам российской
ориентации. Так, в 70-х гг. XVIII в. благодаря этому значительно возвысился кубинский
Фатали-хан [33].
В 60–70-х гг. XVIII в. Россия продолжала успешно укреплять свои
позиции на Кавказе. На реке Сулак было намечено возобновление строительства
крепости Святого Креста [34]. Успехи России в войне с Турцией в 1768–1774
гг. благоприятно сказались на положение русско-кавказских взаимоотношений.
Еще больше способствовало сближению горцев с русским народом заключение
выгодного для России и кавказских народов Кючук-Кайнарджийского договора.
В одном из документов этого периода говорилось: «Владельцы Малой Кабарды
и кумыкского народа этим известием (т. е. заключением Кючук-Кайнарджийского
договора.– К. Д.) были обрадованы» [35]. В. Г. Городищев отмечает, что «присоединение
Кабарды и продвижение России на Кавказ способствовали дальнейшему развитию
и укреплению экономических и политических связей Дагестана с Россией» [36].
Создание в XVIII в. на Северном Кавказе крупных русских военно-административных
центров – Кизляра и Моздока,– а также укрепленных линий значительно усилило
позиции Русского государства в этом регионе. Одновременно это ослабило
власть кабардинских и кумыкских феодалов над другими соседними горскими
народами, которые находили теперь надежную поддержку со стороны русских
властей [37].
Взаимоотношения народов Дагестана и Кабарды часто осложнялись феодальными
распрями господствующей верхушки. В 1712 г. кумыкские владетели: аксаевский
Султан-Махмуд и тарковский Адиль-Гирей предприняли нападение на Кабарду
[38]. Они пытались вытеснить кабардинских владетелей из Терского города.
Шамхал Адиль-Гирей неоднократно обращался к русскому правительству с просьбой
о предоставлении ему права владения над всеми мусульманами, живущими в
Терском городе. В 20-х гг. XVIII в. интересы дагестанских и кабардинских
феодалов сталкивались также из-за влияния в Чечне.
Кабардинские владетели не собирались уступать в этой борьбе и, в свою
очередь, обращались за поддержкой к русскому правительству. В январе 1723
г. кабардинский князь Асланбек Кайтукин в письме Петру I просил разрешить
кабардинцам жить на Тереке. Он писал: «Из давних лет отцы Вашего Величества
и деды нашим позволяли жить в Терках, а кумыкам тут никогда жить позволено
не было, покорно просим, дабы по прежнему наследству быть из наших родственников
на Тереке, а что бы кумыкам тут присутствия не было» [39]. Кабарда занимала
важное место в кавказской политике России, поэтому вопрос о влиянии в Терском
городе был решен в ее пользу.
Кабардинские и дагестанские феодалы часто вмешивались во внутренние
междоусобные распри той или иной стороны. В апреле 1782 г. для разбора
спорных дел аксайских владетелей с гиркеевцами был послан князь Александр
Эльмурзович Бекович-Черкасский, который в этот период был предводителем
Кизлярского дворянства [40]. Но в целом, взаимоотношения народов Дагестана
и Кабарды развивались в мирном русле и определялись добрососедскими отношениями.
Особенно это проявлялось в период тяжелых для горцев испытаний, когда они
совместно, при поддержке России, выступали единым фронтом против внешних
захватчиков.
В 80–90-х гг. XVIII в. Турция и Иран предпринимали, как и раньше, энергичные
меры для разжигания вооруженной борьбы горцев против России под религиозными
лозунгами. С этой целью в июне 1790 г. в Кабарду прибыл турецкий чиновник
от сераскира Батал-паши [41]. Через три года здесь появился другой турецкий
агент – «дервиш Фрез-оглы, который привез фирман султана Сулеймана к кабардинским
и дагестанским владельцам, эфендиям, хаджиям и ко всем обитающим от Черного
моря до Дербента магометанским народам» [42]. Султан сообщал, что Турция потребовала
от России отказа от Крыма и Кабарды и в случае несогласия намерена объявить
русским войну. Накануне нашествия иранского шаха Ага-Мухамед-хана на Закавказье
весной 1795 г., турецкий султан обращался с призывом к владетелям Кабарды
и Дагестана, чтобы они «вошли в сношение с Ага-Магомед-ханом и чтобы они
были бы готовы к войне с Россией» [43].
В августе 1785 г. кизлярский гарнизон, в состав которого входили терские
казаки, дагестанцы, кабардинцы и другие жители города, под руководством
коменданта, кабардинского князя Александра Эльмурзовича Бековича-Черкасского
отразил нападение шейха Мансура [44].
Учитывая неспокойную обстановку, в 1786 г. на Центральном Кавказе были
организованы «военные команды», в которые наряду с русскими войсками вошли
воинские формирования горцев [45]. Так, в русских войсках под командованием
генерала Горича (кабардинца по происхождению) находились 36 князей и 5
тысяч воинов-кабардинцев [46].
Воинские формирования из Дагестана и Кабарды, входя в состав русского
корпуса, особо проявили себя в 1790 г., когда на Северном Кавказе была
разбита 30-тысячная турецкая армия во главе с Батал-пашой [47]. В штурме
крепости Анапы отличились отряды кабардинцев под командованием князя Атажуко
Хамурзина. Правительство отметило ряд кабардинцев и дагестанцев наградами
и чинами [48]. Так, дагестанцы Гирей-хан Чепалов, Муртузали Ахматханов, Ибрагим
Албюрю Аджиев, Али Алхасов, два узденя эндерейских – Даций Таймасханов,
Хамза Алишев получили чин капитана, подполковника соответственно.
Усиление феодальной эксплуатации горских народов в XVIII в. вызвало
обострение классовой борьбы на Северном Кавказе. В описываемый период одним
из самых распространенных видов такой борьбы в этом регионе являлись побеги
в русские населенные пункты (Кизляр и Моздок). Как показывают многочисленные
документы [50] и специальные исследования, посвященные этому вопросу [51],
основная масса беглых крестьян выходила из Кабарды и Кумыкии.
Особенно интенсивный характер побеги приняли в конце 40-х – начале
50-х гг. XVIII в. [52]. Царское правительство, в зависимости от своих интересов,
то заигрывало с «черным народом», то оказывало поддержку горским феодалам
[53].
70–80-е гг. XVIII в. характеризовались совместными выступлениями кабардинцев,
кумыков, чеченцев и ингушей на протяжении всей Кизлярской линии [54]. Часто
многие из кабардинцев, укрываясь от своих феодалов, находили убежище в
Дагестане. Например, кизлярский комендант А. Куроедов в своем рапорте от
14 июля 1781 г. доносил астраханскому губернатору генерал-майору Ф. И.
Фабрициану о бегстве в Аксайскую деревню принадлежавшего кабардинскому
владетелю Анфоке Таусултанову подвластного Батырбека Казчеева [55].
Побеги крестьян, их мирные трудовые контакты способствовали образованию
совместных поселений, в которых проживали представители народов Дагестана,
Кабарды и Балкарии.
В «Записке о кабардинцах», которая в 1755 г. была составлена из различных
материалов для Коллегии иностранных дел, говорилось: «В числе многих иноплеменных
народов, с давнего времени зашедших для жительства в Дагестан, поселялись
и черкесы, известные в России под названием кабардинцев, жительствующие
в северной стороне тех гор от Черного моря до Кубани и верхней части реки
Терек» [56].
Выше отмечалось, что поселение со смешанным населением образовалось
в слободах близ крепости Святого Креста. Один из крупных историков XVIII
в. И. И. Голиков в своем многотомном труде сообщает об этом следующим образом:
«По возвращении же к начавшейся крепости Святого Креста определил перевести
в оную как гарнизон и жителей Терских, так и поселившихся у оного из населения
Кабарды черкас» [57]. И. И. Голиков, опираясь на документы того времени, приводит
и более подробные сведения, которые очень интересны: «Сих Черкес, или Черкас
переведено до 300 семей, которые поселены в полуверсте от крепости Святого
Креста, и селение их названо Ахочинская слобода; над ними поставлен из
их же народу начальник именем Эльмырза, который состоял под ведением коменданта
сея крепости» [58].
Совместные поселения кабардинцев и дагестанцев возникали в слободах
вокруг Кизляра, Моздока, а также во многих станицах, расположенных на Тереке.
Как уже говорилось, часто жителями таких населенных пунктов становились
представители зависимого люда, которые скрывались от гнета владетелей.
На взаимное переселение из Кабарды и Дагестана влиял и бытовавший у горцев
обычай кровной мести. В Кабарду и Балкарию, как и в другие населенные пункты
Северного Кавказа, так же регулярно выходило из Дагестана большое количество
кустарей-ремесленников. По мнению профессора Г. Х. Мамбетова, именно таким
образом оказались в Кабарде и Балкарии предки Кумыковых, Губачиковых, Махатаевых,
Эндиевых, Хаджиевых, Шамхаловых, Иразовых, Казанчиевых и других [59]. Особенно
многонациональными в XVIII в. были населенные пункты Малой Кабарды. Здесь
только в одном селении Турлове находилось 64 кумыкских двора с населением
266 душ обоего пола [60]. Вполне вероятно, что и сам населенный пункт был
основан аварскими феодалами Турловыми. В свою очередь, в Дагестане до сегодняшнего
дня сохранились фамилии Черкесовых, Чегемовых, Азнауровых, Боташевых, Тамбиевых,
Кабардиевых и других, предки которых когда-то выехали из Кабарды и Балкарии
[61]. Усиление неповиновения горцев феодалам привело к тому, что в конце
XVIII – начале XIX в. беглые крестьяне из Кабарды и Кумыкии образовали
около Татартупа поселение из 30 дворов [62]. Возникновение таких населенных
пунктов способствовало установлению и укреплению дружественных связей между
горскими народами.
В XVIII в. происходило дальнейшее укрепление торгово-экономических
связей Дагестана, других народов Северного Кавказа и России. Через территорию
Дагестана проходил важный торговый путь, который связывал Закавказье и
Иран с Северным Кавказом, Ногайской степью, далее с Крымом и Азовом, а
также с Астраханью и волжским путем [63]. Торговля на этих путях находилась
в руках дербентских и армянских тезиков, а также русских купцов. Одним
из развитых районов Дагестана в торгово-экономическом отношении являлась
Кумыкия. Здесь существовали такие крупные центры, как Эндерей, Тарки, Чир-юрт,
Аксай, Буйнак и другие, в которых шла оживленная торговля местных жителей
с персидскими, закавказскими, русскими и черкесскими купцами [64].
Кабарда была издавна связана торговыми путями с Дагестаном. Главный
из них пролегал через Терский городок «в кумыцкие земли до Таркова», а
оттуда через Кайтагское владение в Дербент и Шемаху [65]. Другой путь шел
через Сунженский перевоз, освоенный еще в 1590 г., и связывал Кабарду с
Тарковским шамхальством и Эндерейским владением [66].
В XVIII в. важными центрами торговли между Кабардой и Дагестаном стали
крепость Святого Креста и Татартуп. Например, каждый год в начале весны
собирались базары недалеко от Татартупа, на границе с Кабардой, и в течение
нескольких дней здесь шел обмен продуктами и ремесленными изделиями [67].
Особой статьей в кабардино-дагестанских торговых отношениях являлись знаменитые
кабардинские скакуны. Только за три дня мая 1746 г. дагестанцы «пригнали
из Кабарды в Аксайскую деревню с 400 лошадей». Как показывают документы,
дагестанские владельцы регулярно приобретали лошадей в Кабарде [68].
Транзитная торговля, которая шла через Дагестан, способствовала дальнейшему
развитию здесь торгово-денежных отношений. Во многом этому содействовали
мероприятия Петра I, стремившегося к налаживанию широкой торговли с Востоком.
В 1723 г. он учредил в Астрахани специальное «торгующее в Персию купечество»,
которое просуществовало до 1762 г. [69]. Спустя год Петром I был издан указ,
согласно которому разрешалось вывозить из России в Дагестан «железо, свинец,
порох, а также беспошлинный провоз и свободная продажа вина, табака, хлебных
и мясных припасов». Горцы могли торговать скотом в Дербенте, крепости Святого
Креста и других местах «новой провинции». Местным торговым людям предоставлялись
льготы, к их услугам были русские купеческие суда [70].
После укрепления русского влияния в Кубинском ханстве и возвышения
Фатали-хана, придерживавшегося русской ориентации, Екатерина II в 1765
г. дала указание русским судам, идущим из Астрахани к персидским портам,
заходить в Дербент [71].
Из Астрахани в Дербент привозили: ткани, медь и медную посуду,
гвозди, замки, топоры, иглы, проволоку, сундуки, бумагу, стекло, мыло,
хрустальную посуду, сахар, муку, различные краски и др. Из Дербента в Астрахань
поступали шерсть, фрукты, марена, шелк-сырец, рыбные продукты, скот и другие
товары [72]. Все эти мероприятия способствовали дальнейшей ориентации населения
Дагестана на Россию.
Значительную роль в укреплении торгово-экономических связей между
самими северокавказскими народами, а также Кабарды и Дагестана с Россией
сыграли города Кизляр и Моздок. О масштабах торговых операций в этих городах
свидетельствуют размеры пошлин, которые взимались с продуктов и товаров
горцев. Так, в 1762 г. с товаров, привезенных в Кизлярскую пограничную
таможню «из Кабарды, из грузинских городов и из горских деревень» пошлинный
сбор составил 2508 рублей 86 копеек, а в 1763 г.– 2986 рублей 55 копеек;
сбор с отвозимых в эти места товаров составил в 1762 г.– 2717 рублей 72
копейки, а в 1763 г.– 2241 рубль 27 копеек [73].
Русское правительство рассматривало торговлю с северокавказскими народами
как одно из важнейших средств распространения своего влияния в этом крае.
Ф. Феодаева справедливо считает, что именно этим можно объяснить издание
указа от 23 октября 1760 г., разрешающего ввоз на Кавказ к кабардинцам,
кумыкам, осетинам «как подданным России, холст и другие предметы, вывоз
которых в Иран был временно закрыт» [74].
Высокие пошлины, которыми облагалась торговля в Кизляре и Моздоке,
вызывали недовольство среди горцев. Они неоднократно обращались к правительству
с просьбой о снижении или вообще отмене пошлин [75]. Русская администрация
в связи с этим разработала на протяжении 1764 – начала 1765 г. ряд проектов,
которые предусматривали дальнейшее развитие торговли с кабардинцами и кумыками [76].
С 1764 г., на основании указа, они освобождались от уплаты пошлин в Кизляре,
как при покупке товаров, так и при продаже своих изделий [77]. Важное значение
для развития торговли России с Дагестаном сыграл поход русских войск в
1775 г. в Южный Дагестан, в ходе которого были предприняты шаги для обеспечения
безопасности торгового пути. По неполным данным, оборот торговли через
Кизляр только с 1777-го по 1780 г. составил 687 130 рублей. В то же время
тайные перевозки, совершавшиеся по кизлярскому пути из России на юг, минуя
таможню, «составляли более миллиона рублей в год» [78].
Дагестан торговал с Кабардой и другими горскими народами традиционными
товарами: солью, металлической и медной посудой, котлами, дорогим оружием,
ювелирными изделиями, фруктами и т. д. При посреднической роли дагестанских
купцов горская знать могла приобретать и восточные товары: шелковые ткани,
сафьян и др. [79]. Кабардинцы вели торг скотом, продуктами земледелия и пчеловодства.
В материалах Коллегии иностранных дел говорилось: «... а богатство в избытках
от того занятия получаемых, как то: в масле коровьем, меду, овчинах, в
сукнах и бурках тамошнего изделия, кои привозили из Кабарды купцы их в
знатном количестве в Кизляр, Астрахань и Черкасск, куда пригоняли также
на продажу, равно и в другие места, лошадей во множестве, рогатой скот
и овец стадами» [80]. Торговые люди из Кабарды и Дагестана проводили совместные
торговые операции. Например, в 1748 г. шесть кабардинцев, три кизлярских
и несколько кумыкских купцов (из эндереевских, аксайских и других деревень)
ездили к закубанским черкесам «для купечества». Ими было закуплено большое
количество товаров, «которое было на пяти арбах» [81].
Тесные торгово-экономические связи между Кабардой и Дагестаном приводили
к заимствованию друг у друга различных хозяйственных занятий, ремесел и
т. д. Например, садоводство, достигшее в Дагестане значительного развития,
оказало влияние на его развитие у кабардинцев. В свою очередь, благодаря
кабардинцам в Дагестане большое распространение получило занятие пчеловодством.
По народному преданию, кабардинцы учились в Дагестане организации шелководства
и производству шелковых изделий. С этой целью сюда переселились кабардинские
дворяне Ислам и Каншауа со своими подвластными и прожили в окрестностях
Темир-Хан-Шуры почти 15 лет [82]. Такое взаимовлияние наблюдалось и в области
ремесла, особенно в ювелирном производстве. Дагестанские ювелиры пользовались
кабардинским орнаментом, так называемым «чаргас-накыш» (черкесский узор)
[83].
В расширении торгово-экономических связей с горцами была весьма заинтересована
русская администрация. В 1780 г. на Моздокской линии – в Ставрополе, Георгиевске
и Моздоке – соорудили амбары и лавки для торговли с кабардинцами. Были
также приняты меры к расширению шелкового казенного завода, основанного
на Тереке (выше Червленской станицы) купцом Сародонниковым еще в 1735 г. [84].
В конце 80-х гг. XVIII в. торговля между жителями Дагестана и Кабарды
получила свое дальнейшее развитие. В этот период население Дагестана получило
возможность ездить в Кабарду по «русской» стороне р. Терек без уплаты пошлины
[85].
Таким образом, укрепление торгово-экономических и политических связей
Дагестана с Кабардой, Балкарией и другими северокавказскими народами, а
также дальнейшее развитие дружественных связей с Россией в XVIII в. способствовали
росту производительных сил в крае, стабилизации экономики, социальных отношений
и внешней безопасности дагестанских обществ.
к окончанию п. 5.1