в начало п. 5.1
5.1. Кабарда в взаимоотношениях России с народами
Северного Кавказа
(окончание)
Военно-политический союз Кабарды и России, сложившийся в середине XVI
в., сыграл важную роль в установлении политических и экономических связей
чеченцев и ингушей с русским народом. Во второй половине XVI в. в Притеречье
существовали казачьи поселения, были также построены русские крепости (Терский
город – 1567 г. и Сунженский острог – 1651 г. ), жители которых имели тесные
контакты с местным горским населением, в том числе и с вайнахскими обществами.
Эти связи носили разносторонний характер и хорошо отражаются в русских
документах XVI–XVII вв. [86].
Установившиеся в этот период прочные связи Кабарды с Русским государством
оказали положительное влияние в ориентации горских обществ Чечни и Ингушетии
на Россию. Например, владельцы аккинцев-ауховцев, многие из которых служили
в Терском городе, под влиянием кабардинских князей Сунчалеевичей (Черкасских)
обращаются в конце XVI – начале XVII в. к русскому правительству с просьбой
о «подданстве». В 1605 г. во время поездки кабардинского князя Сунчалея
Канклычевича в Москву его сопровождал известный окоцкий владелец Батай
Шихмурзин [87]. Другой вайнахский владелец Салтан-мурза, обращаясь к терским
воеводам, писал, что слышал от узденей и брата своего Ших-мурзы Окоцкого,
что «кабардинские все князи били челом в службу государю вашему, а яз ныне
хочу государю ж служити по свою смерть, кака государю вашему служил брат
мой Ших-мурза Окоцкий» [88]. В русских документах XVII в. называются имена
многих окочан, которые служили в Терском городе: Кохостров Бийтемирев,
Айбирь-мурза Костров (или Кохостров), Чербаш Давруков, Чербаш Айбеков и
другие [89].
Успешная деятельность князей Сунчалеевичей (Черкасских) по распространению
русского влияния среди горских обществ находила высокую оценку в Москве
[90]. В 1614 г. Сунчалей Канклычевич был пожалован царем Михаилом Федоровичем
за службу «княжьим именем, велел ему быть над Окочаны надо всеми и над
Черкасы, которые государю на Тереке служат, князем, судить и в ратном строении
и во всяких делах ведать... и на свою государеву службу с ними самому князю
Сунчалею ходить и в поход их з государевыми людьми... посылать» [91].
В октябре 1640-го – июне 1641 г. из Терского города в Москву отправились
посланцы Келемета (Кельмамета) Черкасского – уздень Румуков и окоченец
Чербаш [92]. Спустя шесть лет терский воевода В. А. Оболенский сообщал в
Посольский приказ о приведении чеченцев в русское подданство князем Муцалом
Сунчалеевичем Черкасским – «... в прошлом-де во 154 г. ехали из Мичкиския
земли ясычные мичкизеня с ясаком в твою государеву отчину в Терский город
... а тех-де, государь, мичкизень по твоему государеву указу призвал он,
князь Муцал, под твою государеву высокую руку в вечное неотступное холопство...» [93].
С момента своего основания Терский город стал центром экономической
и политической жизни на Северном Кавказе. Поселение «служилых окочан»,
возникшее рядом с крепостью, постепенно увеличивалось. В челобитной терских
окочан, датируемой 1616 г., говорится: «Вышли, государь, мы холопы твои
из Акоз и Мичкиз в твою вотчину – в Терский город» [94]. Со временем население
Окоцкой слободы стало увеличиваться. В ней, кроме вайнахов, в XVII – начале
XVIII вв. проживали черкесы и представители других горских народов [95].
Например, в материалах, собранных П. Г. Бутковым, отмечалось: « В полуверсте
от крепости (т. е. Терского города) слобода Охочинская, населенная черкесами
и другими горцами, оставшимися в магометанстве. Их при крепости Терки в
Икоцкой слободе, в 1721 г. оставалось немного, но со времени похода Петра
Великого в Дербент явились к услугам его из Большой Кабарды рода Жамбулатова
фамилии Бекмурзиной владелец Эльмурза Бекович, князь Черкасский, родной
меньшой брат князя Александра Бековича-Черкасского, а из Малой Кабарды
– Таусултанова рода Асламбек Кельметов, то в сей слободе находилось уже
в 1727 г. до 300 фамилий» [96].
В XVIII в. на территориях современных Чечни и Ингушетии существовал
ряд независимых друг от друга обществ. В плоскостной Чечне находились общества:
Качкалык, Герменчук, Чеченское, Алдинское, Гехинское общества. В горной
зоне Чечни существовали общества: Акьхи, Махьии, Нохч-Мох, Чебарлой, Шарой,
Шатой, Чаньты, Терлой, Пешхой, Шекарой, Майсты. В Ингушетии выделялись
локальные группы джейраховцев, царинцев, галашевцев, назрановцев, мецхальцев,
хамосинцев, венпинцев [97].
В этот период политические и экономические связи между кабардинцами
и вайнахскими обществами становятся более тесными. Во многом это было связано
с процессом переселения чеченцев и ингушей в предгорья и на плоскости.
Одним из главных направлений вайнахской миграции, значительно расширившей
этническую территорию этого народа на север, явилось переселение в Тарскую
долину и бассейн реки Камбилеевки [98]. Эти переселения были вызваны экономическими
причинами, необходимостью в получении пригодной для обработки земли и пастбищ
на весеннее время.
Постепенно образовались смешанные поселения, в которых проживали кабардинцы,
чеченцы, ингуши. Ингушская народная песня о «князе Мисосте и Сурхо Адиевиче»
повествует об основании кабардинским князем Мисостом аула на правом берегу
Терека «на земле ингушей» [99]. В Кизляре в квартале Новокрещеных жили ногайцы,
кумыки, кабардинцы, чеченцы, ингуши. В Окочирском – кумыки, в Черкесском
– кабардинцы [100].
В проектах о таможенных привилегиях для горских народов, составленных
кизлярским комендантом Н. А. Потаповым в 1764 г., упоминаются «гораздо
зажиточные люди из кабардинцев, осетин, киштинцев и других наций» [101]. В
1747 г. жители общества и одноименного аула Герменчук пригласили на княжение
офицера русской службы Давлет-Гирея Черкасского. [102] В том же году жители
деревни Чебутли согласились быть в российском подданстве в «ведомстве князя
Давлет-Гирея» За этим последовали присяги Алдинского общества и аула Шали. [103]
Не позднее 50-х гг. XVIII в. Давлет-Гиреем Черкасским было основано поселение
выше Червленного городка на правом берегу Терека, которое в дальнейшем
было известно как Давлет-Гиреевская деревня [104]. Из письма шибутских старейшин
князю Эльмурзе Черкасскому от 5 июля 1764 г. видно также, что Давлет-Гирею
Черкасскому были подвластны как равнинные герменчукские и алданские старшины
и «простой народ», так и шибутские старейшины [105]. Кабардинцы обладали
большим влиянием в Карабулаке. В 1771 г. количество карабулаков – «подданных»
владельца Муртаз-Али-Хаджи – составляло 300 дворов, да и те зачастую ориентировались
на кабардинских князей [106]. В свою очередь, значительное количество чеченцев
и ингушей проживало в кабардинских селах. В начале XIХ в., по сведениям
К. Ф. Сталя, в Малой Кабарде в одном селении Псыдаха насчитывалось 664
чеченца (166 дворов), а в селах Гайтиев и Эльджаруков – 416 ингушей (164
двора). В управлении Малой Кабарды состояли также чеченские поселения-Кажакова
и Мизиюрт [107]. Для защиты «от врагов жители чеченского села Чульки-юрта
пригласили кабардинского князя Мулдара и с тех пор село стало носить его
имя» [108].
Совместная жизнь горцев в различных населенных пунктах способствовала
укреплению дружбы этих народов и установлению разносторонних связей с Россией.
В этом отношении особо благодатную почву находили торговые связи. Так,
с октября 1748 г. правительство разрешило пропуск «быков, коров, рыбы ...
постоянного товару» из Кизляра в Герменчук, где княжил Давлет-Гирей Черкасский
[109]. Его подвластные получили право свободного проезда в Гребенские городки.
В прошении жителей деревни Чебутли, в котором они изъявляли желание быть
в «ведомстве князя Давлет-Гирея», отмечалось: « ...дабы им с купечеством
в город Кизляр, Гребенские городки, тако в Андреевскую, Аксайскую и прочие
деревни ездить под защищением было свободно [110].
По мнению Ш. Б. Ахмадова, главными торговыми путями, по которым чеченцы
и ингуши поддерживали экономические связи с Россией и соседними народами
Северного Кавказа и Закавказья, были сухопутные магистрали. Один из торговых
путей начинался от г. Астрахани и пролегал через степь в Терский городок,
а оттуда шел в город Тарки, находящийся на земле кумыков. Другая дорога
вела от г. Тарки до Сунженского городка, затем шла вверх по реке Сунже
и через владения малокабардинских феодалов уходила в Восточную Грузию.
Ш. Б. Ахмадов считает, что существовала и более древняя дорога, которая
шла от берегов Черного моря и генуэзских колоний через земли западных адыгов,
карачаевцев, кабардинцев и далее по Тереку через территорию Юго-Западной
Чечни в Дербент и страны Востока [111].
Как видим, все пути пролегали через город Терки или шли по реке Терек.
Н. П. Гриценко отмечал: «Терек в свое время сыграл почти ту же роль для
народов Северного Кавказа, как и Волга для Среднего и Нижнего Поволжья.
Терек являлся связующим звеном русского и кавказского народов» [112]. С момента
своего основания Кизляр и Моздок стали главными пунктами обменной торговли
на Северном Кавказе. В Моздоке, кроме ежедневной городской торговли, понедельник
и суббота являлись постоянными базарными днями, а с 25 апреля и с 19 сентября
ежегодно в течение недели здесь организовывались большие ярмарки, куда
доставлялись товары со всего Северного Кавказа [113].
Торговля чеченцев и ингушей с соседними горцами и русским населением
носила в основном меновой характер. Терские казаки торговали солью, рыбой,
домашними холстами, овощами и фруктами, а горцы – медом, скотом, бурками,
башлыками, колесами и другими изделиями домашней промышленности.
Большое место в торговле чеченцев занимал сбыт леса и таких изделий,
как бочарные доски, обручи, таркалы [114]. Порой объем этой меновой торговли
достигал значительных размеров. Так, в 1751 г. не был пропущен через Терек
для торговли чеченец Кичин с товаром на двадцати арбах [115]. В донесении
узденей князя Эльмурзы Бековича-Черкасского Бамата Усеинова, Курман-Али
Менькишева на имя кизлярского коменданта отмечалось, что они в 1759 г.
ездили для торговли в Малую и Большую Кабарду, имея при себе 24 рубашки
из холста, перевозка которых вместе с пошлиной обошлась им в 12 рублей
[116].
Часто, чтобы избежать уплаты таможенных пошлин, чеченцы и ингуши везли
свои товары в Кабарду, а оттуда уже в другие районы [117]. В ноябре 1764
г. состоялось решение правительства «о дозволенной торговле в Кизляре кабардинцам
беспошлинно собственными изделиями и продуктами» [118]. Оно имело определенные
ограничения, но все-таки способствовало дальнейшему развитию торгово-экономических
связей в крае. Под воздействием этого решения чеченцы и ингуши, в свою
очередь, ходатайствуют о привилегиях в торговле с Россией. «Когда мы удостоены
будем... принятия по-прежнему в вечное подданство,– писали старшины Большой
Чечни и Аджи-аула на имя кизлярского коменданта в 1781 г.,– то это должно
позволить нам невозвратно проезжать для торгу в Кизляр, Моздок и прочие
Российские места и никаких обид не чинить и принимать нас везде так, вечно
и верно подданных» [119].
В 1743 г. «начальный чеченский владелец Айдемир верности службы засвидетельствовал
России и обещал в случае приближения неприятеля выступить против него» [120].
А в апреле 1744 г. руководители Осетинской духовной комиссии сообщали в
канцелярию Синода, что «чеченский владелец Айдемир с племянниками своими
Алибеком и Султаном получают от Ея Императорского Величества жалование
и с Россиею в союзе, для чего и сына ево имеется в Кизляре аманатом» [121].
Как было уже сказано выше, благодаря усилиям Давлет-Гирея Черкасского
в 1747–1748 гг. в российское подданство вступили Герменчук, Чебутли, Шали,
Алди и другие чеченские общества. В 1756 г. «старейшины и прочей народ»
этих обществ «учинили присягу, просили, чтоб под протекцию России приняты
были» [122]. С 1756 г. другие вайнахские общества тоже ставят вопрос о принятии
их в подданство России [123]. Чеченские владельцы Арсланбек, Бартыхан и Магомед
Айдемировы в письме к кизлярскому коменданту И. Л. фон Фрауендорфу в 1756
г., ссылаясь на пример кабардинских владельцев, обращались с ходатайством
принять их на русскую службу [124]. В тот период в подданство России вступили
и карабулаки. В 1762 г. в присутствии официального российского представителя
решение об этом было принято на массовом сходе двадцати двух старейшин,
которые представляли восемь наиболее крупных фамилий [125].
В 1768 г. для приведения принятия присяги в Чечню из Кизляра был направлен
ротмистр Адиль Черкасский. В его донесении кизлярскому коменданту Н. А.
Потапову говорилось: «Все старшины и народ, вследствие вашего превосходительства
письма и моего объяснения согласно объявили, что они... надеятся на высочайшую
Ея Императорского Величества милость и благоволение, имеют состоять в прежней
верности своей и данную от себя при Червленском горячем колодце присягу
навсегда сохранять будут без нарушения, в подтверждении которой, собравшись
в мечети, весь народ через Алкуран выговаривал, что оне во всякой верности
к Российской стороне быть имеют и не только Алисолтану последовать не хотят,
но ежели настоящий их владелец Росланбек Айдамиров на какие-либо предерзости
поступит, то и его за владельца не считать и с ним не будут сообщаться...
А бывшие в собрании при нас чеченские и алдынские старейшины... сказали,
что они Россиею весьма довольны...» [126]
В феврале 1770 г. 24 ингушских старейшины, «присланные от всего народа
их общества» в Кизляр, изъявили «усердное желание поступить в вечное...
подданство» России [127].
Кизлярский комендант А. М. Куроедов в донесении
к князю Г. А. Потемкину говорил о большой работе, проведенной капитаном
князем Бековичем-Черкасским и подпоручиком Зориным, «достойных и справных
офицеров», в выработке и проведении церемонии договорного оформления вхождения
в состав России части чеченских обществ, подписанного 21 января 1781 г. [128]. Четвертый пункт текста
договора гласил: «Быть нам, старейшинам и всему народу, с верноподданными
кумыками, кабардинским, осетинским народами в добром согласии, так как
одной державы и Отечества, и ни под каким видом неприятельских дел не начинать,
каковые произойти могут» [129].
Кабардинцы не раз выступали совместно с чеченцами и ингушами против
своих феодалов и внешних врагов. Горские трудовые массы всегда находили
друг у друга поддержку и надежную защиту в случае необходимости. Находили
общий язык друг с другом и феодалы. Например, Давлет-Гирей Черкасский сообщал
в своем письме кизлярскому коменданту о том, что чеченский владелец Росланбек
Айдемиров просил его возвратить «непослушных чеченцев», которые ушли от
него в Кабарду [130].
В 1760 г. восстали крестьяне Герменчукской деревни, которые были недовольны
произволом князя Давлет-Гирея Черкасского. Давлет-Гирей и его сын Бамат
пытались при поддержке русских властей восстановить свою власть над Герменчукской
и Шалинской чеченскими деревнями. П. Г. Бутков пишет, что «они (т. е. крестьяне
этих деревень) не только не согласились, но и слышать о таком праве Бамата
не захотели» [131].
Многие кабардинские владельцы, противостоя политике самодержавия, уходили
со своими подвластными в Чечню и Ингушетию. В начале XIХ в. здесь находились
кабардинские феодалы Алмаксид Мударов, Адиль-Гирей Атажуков и другие. По
официальным данным, в Чечне до 1809–1810 гг. проживало свыше 160 семейств
из Кабарды [132].
Ингушский и чеченский народы всегда оказывали братскую помощь кабардинцам
в их борьбе с турецко-крымскими вторжениями. Профессор Г. Х. Мамбетов на
основе анализа русских документов XVII в. приводит многочисленные примеры
(в 1615, 1619, 1641, 1646, 1651, 1675, 1678 и т. д.) совместных выступлений
горцев по охране пограничных рубежей России, их активного участия в дипломатических
мероприятиях по улучшению взаимоотношений Русского государства с другими
горскими народами 133. В 1640–1670 гг. объединенные отряды чеченцев, ингушей
и кабардинцев, возглавляемые Муцалом Сунчалеевичем и Касбулатом Муцаловичем
Черкасскими, совместно с русскими войсками нанесли ряд поражений крымскому
ханству. Это значительно стабилизировало политическую обстановку в южных
районах России [134].
Совместная борьба против общих врагов имела место и в XVIII в. В 1736
г., затем в 1787–1791 гг., кабардинцы совместно с чеченцами и ингушами
принимали активное участие на стороне России в войнах против Турции и Крыма
[135].
* * *
Издавна народы Северного Кавказа – кабардинцы, балкарцы, карачаевцы,
абазины, черкесы, чеченцы, ингуши и дагестанцы – поддерживали между собой
тесные экономические, политические и культурные связи.
Ближайшими соседями кабардинцев были осетины. «Общность социальных
интересов являлась одной из основ мирных отношений между крестьянскими
массами Осетии, Кабарды и Балкарии», их связывали и «общие экономические
интересы. Они между собой вели торговлю, часто вступали в брачные отношения» [136].
В сообщении кабардинских князей Магомеда Атажукина, Адильгирея Гиляхстанова
и кумыкского феодала Хамзина, сделанного в ноябре 1743 г., в Коллегию иностранных
дел говорилось: «Шестой народ Дюгор, седьмой народ Сюрдюгор. Живут в горах
по вершинам реки Урюха и двух ближайших рек против Малой Кабарды расстоянием
от деревни владельца Альдигирея Гиляксанова день езды и с тою Малою Кабардою
постоянно имеют мир и некоторую малую кабардинцам дают и дань и взаимно
между собою женятся, дюгоры и сюрдугоры на кабардинках, и кабардинцы на
их дочерях» [137].
Тесное и постоянное общение между народами Кабарды и Осетии диктовалось
прежде всего вопросами экономического порядка. В первую очередь, это был
вопрос о земле. В памяти народа сохранились сведения, что осетины-дигорцы
совместно с балкарцами пользовались обширными горными пастбищами под названием
«Харес». Они не раз вместе противостояли попыткам социальных верхов Дигории,
которые пытались превратить эти земли в свою собственность [138].
В XVIII в. предгорная равнина нынешней Северной Осетии находилась во
власти кабардинских феодалов.
У входа в Дигорское ущелье были владения кабардинских князей Мударовых,
у входа в Куртатинское ущелье, где ныне с. Дзуарикау, находилось владение
под именем Барукино, которое принадлежало крупному кабардинскому князю
Гиляхстанову. Далее к западу от Барукино лежали владения – Кубатей-кабак,
Эльтюхов-кабак, Камбекуков-кабак, Тузаров-кабак и другие [139]. Осетины могли
пользоваться землями предгорной равнины только с согласия кабардинских
князей. Решение проблемы малоземелья было жизненно важным для осетинского
народа. В донесении архимандрита Пахомия в апреле 1755 г. говорилось, что
осетины «живут внутри горах весьма тесно и неисправно и для своего пропитания
подлыя люди (крестьяне.– К. Д.) не имеют пашенной земли, где сеять хлеба
и прочее» [140].
Многие осетинские владельцы на определенных договорных условиях с кабардинскими
князьями выселялись на плоскость. В результате этого возник ряд дигорских
селений: Туганово – ныне с. Дур-Дур, Караджаево – ныне с. Хазнидон, Кет,
Карагач и др. [141]. Как отмечал Б. В. Скитский, «особенно выгодным было расположение
земель Тагиатов, владевших главным путем, связывающим Северный Кавказ с
Закавказьем – Дарьяльским ущельем, а также дигорцев, ведущих торговлю с
Закавказьем и Кабардой» [142].
В хозяйственной жизни осетин все большую роль начинало играть земледелие.
Русский офицер Л. Л. Штедер, направленный правительством в Осетию в 1781
г., писал: «... в садах они разводят, по примеру кабардинцев, бобы, турецкий
маис, редьку, огурцы и большое количество обыкновенного зеленого табака.
Всем этим они торгуют с Моздоком. Они хорошо обрабатывают поля и обменивают
излишки на скот у кабардинцев» [143].
Если учитывать изолированность горной части Осетии в
XVI–XVIII вв.,
то становится понятным особое значение ее связей с Кабардой. Последняя
вела регулярно оживленную торговлю с Россией, Крымским ханством, Турцией.
О размерах этой торговли, например, даст представление такой факт: в 1747
г. из Кизляра в Кабарду прибыл караван русских купцов в числе более 100
человек [144]. Поэтому Осетия, хотя и не имела в первой половине XVIII в.
непосредственных широких связей с Россией, могла через территорию Кабарды
поддерживать торговые контакты с проезжими русскими купцами и гребенскими
казаками. Чаще эти операции протекали в форме натуральных обменов. Осетины
обменивали в Кабарде свои продукты сельского хозяйства и изделия кустарной
промышленности, получая взамен ткани, соль, изделия из железа, хлеб и др.
Г.-Ю. Клапрот в работе «Путешествие по Кавказу и Грузии, предпринятое в
1807–1808 гг.» писал: «Дигорцы не могут обходиться без Кабарды, получая
оттуда соль, а в неурожайные годы – просо, а неурожай в их возвышенной
стране обыкновенное явление» [145].
Дальнейшему развитию обменной торговли между Кабардой, Осетией и Россией
способствовало основание городов-крепостей Кизляра (1736) и Моздока (1763).
Русское правительство, заинтересованное в экономическом освоении Северного
Кавказа, содействовало переселению в эти населенные пункты горцев, как
владельцев, так и зависимых от них крестьян. Например, в 1764 г. в Моздоке
насчитывалось 116 кабардинских семей [146]. Известно, что здесь кузнечным
ремеслом занимались преимущественно осетины и черкесы [147]. В окрестностях
Моздока возникло совместное поселение кабардинцев и осетин, относящихся
к этнической группе «цайта». Они владели вместе с жившими здесь армянами
и грузинами земельным участком № 141, который занимал большую территорию
от Терека до Сунжи [148]. Переселенцам предоставлялось право беспошлинной
торговли, свободного обмена своих продуктов на мануфактуру, соль, железо
и прочие товары.
Все большее втягивание горцев в торговлю с Россией приводило к постепенному
переходу меновой торговли в денежную, способствовало выходу из замкнутости
натурального хозяйства этих народов.
В существующей исторической литературе довольно подробное освещение
получил вопрос об определенной зависимости ряда горских народов, в том
числе и осетин, от князей Кабарды. По мнению Б. В. Скитского, суть этих
отношений сводилась к тому, что осетинские феодалы стремились получить
в лице кабардинских князей и их вассалов покровительство и защиту, за что
должны были нести известные повинности. Но сеньоро-вассальные отношения
между кабардинской и осетинской господствующей знатью не являлись определяющими
во взаимоотношениях двух соседних горских народов. Кабарду и Осетию в рассматриваемый
период связывали тесные политические связи, которые в немалой степени предопределили
укрепление политических, экономических и культурных связей осетинских
обществ с Россией в XVIII в. [149]
Присоединение Осетии к России явилось закономерным процессом, в котором
немаловажную роль сыграла огромная предварительная работа, проведенная
Осетинской духовной комиссией. По мнению М. М. Блиева, российское правительство
стремилось превратить ее в инструмент, с помощью которого пыталось реализовать
свои планы на Центральном Кавказе [150]. Комиссия, развернув свою деятельность
с 1745 г., опиралась на поддержку кабардинских князей. Еще до ее отправки
в Осетию канцлер А. П. Бестужев-Рюмин предложил воспользоваться услугами
таких влиятельных кабардинских князей, как Магомед Атажукин и Адильгирей
Гиляхстанов, которые могли обеспечить безопасность миссионеров [151]. В декабре
1744 г. Синодом были выданы членам духовной комиссии рекомендательные письма
к кабардинским владельцам Адильгирею Гиляхстанову, Мудару Жангерову и Батырмирзе
Мударову [152].
В начале мая 1745 г. кизлярский комендант князь В. Оболенский сообщал
в Синод о пропуске миссионеров в Кабарду [153]. Здесь члены комиссии остановились
у кабардинского князя А. Гиляхстанова, у которого находились несколько
дней. Архимандрит Пахомий в своем донесении сообщал, что «... владелец
Альдигирей нас принял с почтением..., а по трех днях поехал с нами и провел
нас даже в свое Татартупское владение... и 15 мая повел нас оный князь
Альдигирей к Осетии» [154]. «Татартупское владение» князя А. Гиляхстанова
благодаря своему географическому расположению играло важное военно-стратегическое
и торговое значение в крае. Поэтому его владелец являлся одним из наиболее
влиятельных северокавказских феодалов в середине XVIII в.
О том, что Осетинская духовная комиссия получала с самого начала существенную
поддержку со стороны кабардинцев, свидетельствует и такой примечательный
факт, как основание миссионерского учреждения («подворья») на территории
Малой Кабарды при «Баруковом кабаке» [155]. В 1765 г. Турция выразила протест,
указав, что расположение Осетинского подворья в Кабарде противоречит условиям
Белградского договора [156].
Русские документальные материалы XVIII в., в которых отражаются русско-осетинские
отношения, показывают, что кабардинские владельцы играли в них регулярную
активную посредническую роль. Поручик Осетинской духовной комиссии А. Бибирюлев
в декабре 1747 г. доносил в Синод об отправлении из Кизлярской крепости
конвоя для препровождения архимандрита Пахомия из Осетии в Кизляр и о возможной
помощи со стороны князя Адильгирея Гиляхстанова в присылке туда же игумена
Николая и его брата Кайхосро Махотелова [157].
С просьбами о содействии и помощи руководители комиссии обращались
и к владельцам Большой Кабарды, в частности к влиятельному князю Магомеду
Кургокину [158].
В упрочении русско-осетинских отношений важную роль сыграла поездка
представителей осетинских обществ в Петербург в середине XVIII в. Их посольство
на пути следования в Кизляр остановилось в Малой Кабарде у узденей Анзоровых
[159].
Материалы переговоров первого осетинского посольства с русским правительством
хорошо отражают состояние кабардино-осетинских взаимоотношений в XVIII
в. В записи беседы, прошедшей 29 октября 1751 г. между статс-секретарем
и советником Коллегии иностранных дел В. М. Бакуниным и осетинскими старшинами,
входившими в посольство, был затронут вопрос о внешнеполитическом положении
Осетии. В ней говорилось: «... они со всеми кабардинскими владельцами,
а паче с Альдигиреем Гиляксановым, издавна имеют дружбу и соседство, и
во время неприятельских на Кабарду приходов оные владельцы малолетних своих
детей для лучшего охранения присылают к ним в Осетию. И поэтому они от
кабардинцев опасений не имеют» [160]. Как на своего главного противника, от
которого терпят урон, послы указали на Крымское ханство [161].
Посольство пыталось в переговорах решить вопрос о переселении осетин
на плоскость, в связи с чем осетинские старшины просили содействия правительства
России переходу их селений на предгорные равнины Центрального Кавказа по
течениям рек Фиагдон и Ардон, «выше кабардинских Али Мурзиных и Анзоровых
деревень от 10 до 15 верст» [162]. Учитывая тогдашние сложные взаимоотношения
России с Турцией, русское правительство не могло удовлетворить просьбу
осетин о переселении на плоскость. Им были даны лишь льготы в отношении
торговли в Кизляре и Астрахани, в частности, они были освобождены от торговых
пошлин, и в Кизляре им выдавались «кормовые деньги» [163].
Канцлер А. П. Бестужев-Рюмин считал, что в развитии русско-осетинских
отношений важное значение будет играть дальнейшее покровительство осетинам
со стороны кабардинских князей. 29 января 1752 г. он обратился с посланием
к известному владельцу Малой Кабарды князю Адильгирею Гиляхстанову. В нем
говорилось: «... оные осетины по ближнему их с вами соседству через ваше
владение в Кизляр для торгов и прочих своих нужд ездить имеют, ... я вам
рекомендую и впредь с оными жить в дружбе и в добром согласии, и в случае
их проезда давать им до городка Червленного проводников...» [164]. Архимандрит
Пахомий, возглавляющий Осетинскую духовную комиссию, в свою очередь предлагал
в случае положительного решения вопроса о переселении определить к осетинам
«для надзирания князя черкесского Елимирзы (т. е. Эльмурзы Бековича-Черкасского)
генерала сын ротмистр Довлат-Гирей...» [165].
Представители осетинских владетелей, видя, что правительство России
в сложившейся ситуации не может решить вопрос об их переселении на плоскость,
начали самостоятельно, пользуясь личными связями с кабардинскими феодалами,
выходить со своими селениями из горных ущелий. Донесение архимандрита Пахомия
свидетельствовало об этом следующим образом: «... один из дигорских владельцев,
в Кашкатове, живший в Кабарде, и у тамошнего кабардинского князя Кисинова
сына Каззы друг был одному дигорскому владельцу, у оного Каззы взял сына
и привез во свое жилище и потом поселился на ровном своем месте, где малая
текущая река, именуемая Дурдурий, промеж двумя текущими реками Урас, Хвас
и Урас-Донс» [166].
Подводя итоги русско-осетинских отношений в 50–60 г. XVIII в., М. М.
Блиев пришел к выводу, что эти связи приобрели в тот период разносторонний
характер как в экономическом, так и в политическом плане. Возможность решения
в перспективе такого важного вопроса, как наделение землей на плоскости,
рождало у осетин большие надежды в укреплении их экономического положения.
Хотя юридически не было еще возможным обеспечение внешней безопасности
Осетии, сам факт установления русско-осетинских отношений и их развитие
в 50–60 гг. XVIII в. создавали для осетин благоприятную обстановку. В этом
отношении, по мнению М. М. Блиева, определенное значение также имели попытки
русского правительства привлечь кабардинских князей к «охране» Осетии [167].
Основание в 1763 г. г. Моздока значительно усилило военно-политические
позиции России в этом регионе. Это обеспечивало утверждение русского влияния
не только на Северном Кавказе, но и давало возможность более прочных связей
с Грузией. Во всех этих процессах Кабарда по-прежнему продолжала играть
весьма положительную роль.
Как показывают документы, в описываемое время, малокабардинскому владельцу
Асланбеку Талостанову, за налаживание отношений с осетинами, «живущими
на дороге в Грузию», русское правительство определило ежегодное жалование
[168].
Кабардинцы оказали значительную помощь геологическим экспедициям в
Осетию, организованным правительством России в 60-е – начале 70-х гг. XVIII
в. Коллегия иностранных дел испытывала затруднения в организации разведки
залежей цветных металлов на ее территории из-за сложных политических событий.
В рескрипте, направленном ею астраханскому губернатору Н. А. Бекетову
в декабре 1767 г., говорилось: «Щастливая только война с Портою Оттоманскою,
начинаемая когда-либо со здешней стороны по важным причинам или с ее стороны
объявляемая по каким-либо намерениям, может облегчить предприятие горных
работ как в Осетии, так потом и в других тамошенных местах. Ибо для того
надобно будет при воспоследуемом мире употребить все старание выговорить
в здешнее подданство кабардинский народ как в тамошней стороне знатнейшим
почитаемой и примеру которого и другие следуют» [169].
Одним из членов первой геологической экспедиции ротмистр А. Киреев
в докладной записке от 21 июля 1768 г. о поездке в Осетию писал: «... во-первых,
заехали в жилище Малой Кабарды владельца Росломбека Тау-султанова, но,
не получа ево в доме, явились той же Кабарды ко владельцу Ботоке Таусултанову,
коим приняты ласково, и под провожанием ево проезжали во осетинское подворье.
А оттуда в Куртатинский уезд, где оной владелец Боток остался...» [170].
Следующая экспедиция в Осетию была направлена в 1771 г.
под начальством ротмистра А. Батырева и горного мастера А.
Кирхнера. Сопровождали экспедицию кабардинские уздени Давлатуко и Ботоко
Анзоровы, Мисост Дыкинов [171]. Рапорт Батырева от 2 декабря 1771 г. о результатах
его экспедиции в Осетию наглядно раскрывает ту большую роль, которую играли
кабардинские владельцы в налаживании и упрочении русско-осетинских отношений.
Члены этой экспедиции были задержаны куртатинским влиятельным осетинским
феодалом Бахтыгиреем Есиевым, у которого осенью 1769 г. в стычке с военной
командой казаков был убит брат.
В этой сложной ситуации, когда работа экспедиций могла прерваться,
в переговоры с Б. Есиевым вступил Ботоко Анзоров. В указанном документе
говорится: «Почему он (т. е. Анзоров.– К. Д.) поехав к нему, и уговаривал
и чрез то не стал препятствовать, потому что оной уздень убитому казаками
доводился в емчекстве * и при том же он, объявляя тому старшине Есиеву,
что-де о сем нечаянном убивстве Россия поныне не ведает, ныне как он, так-де
и я о сем главной команде донесть имеем, может и оставлен монаршескою милостию
не будешь.
А оной уздень Ботока в сем нужном случае услужил и впредь Российской
стороне служить в нужных необходимых случаях будет» [172]. Таким образом,
благодаря усилиям кабардинского первостепенного узденя Б. Анзорова экспедиция
смогла продолжить свою работу.
В результате успешного завершения для России войны с Турцией (1768–1774)
был заключен Кючук-Кайнарджийский договор, который ликвидировал все препятствия
политического характера в деле присоединения Осетии к России. Это стало
возможным благодаря 21 статье договора, согласно которой был ликвидирован так называемый
«нейтралитет» Кабарды. Учитывая существовавшую определенную связь осетин
с кабардинцами, русское правительство считало уже решенным вопрос присоединения
Осетии к России.
В своем рапорте правительству астраханский губернатор отмечал: «Как
Кабарда почитает осетинский народ своим подданным, то и оный, с нею соединенный
подлежит к здешней стороне» [173].
Глава Коллегии иностранных дел России Н. И. Панин сообщал князю Г.
А. Потемкину, что осетины «с управлением Кабардинского народа губернатором
астраханским находятся в связи и соответствии неразрывных, и дело имея
с одним народом, надобно иметь уже и с другим» [174]. Таким образом, в 1774
г. основная часть Северной Осетии вошла в состав России, что имело объективно
прогрессивное значение для политической, экономической и культурной жизни
осетинского народа [175].
Тесные связи между соседними горскими народами обусловили возникновение
союза трудовых масс. Кабардинские, балкарские и осетинские крестьяне выступали
сообща против своих угнетателей (господствующей знати). Это наглядно проявилось
в период восстания дигорских крестьян в 1781 г. К восстанию примкнули «черкесы»
и балкарцы, а также отряд абрека Бекба (Бецба).
Л. Л. Штедер, очевидец этих событий, в сообщениях генералу Фабрициану
писал, что Бекба «принес присягу вместе с дигорцами, объединился с общинниками
и требует принесения формальной присяги в верноподданстве. Он служил с
большим усердием на пользу России» [176].
Соседние горские народы неоднократно выступали совместно против иноземных
захватчиков. В 1770 г. была создана «Горская команда» из кабардинцев и
осетин в количестве 206 человек [177]. Она вошла в состав военного гарнизона
Моздока, и в период русско-турецкой войны приняла в ней активное участие.
Кабардинцы и осетины вместе с русскими войсками участвовали 3 июня
1774 г. в сражении под Моздоком против крымско-турецкого войска [178]. В
80-х гг. по указу Г. А. Потемкина были созданы боевые команды из кабардинцев,
осетин и ингушей [179]. Приказ Потемкина от 26 декабря 1786 г. устанавливал
относительно Кабарды: «Обе Кабарды должны составлять общество военное,
по примеру прочих легких войск. Князьям и узденям отворяется путь по службе
их». В Большой Кабарде предполагалось организовать 6 сотен, в Малой Кабарде
– 3 сотни [180].
Под командованием генерал-майора Горича эти команды приняли активное
участие в русско-турецкой войне 1787–1791 гг., впоследствии они служили
«с отличием и против шведов» [181]. Большое количество особо отличившихся
из числа горцев были представлены к награждению. Среди особо отличившихся
первый владелец кубатийский Кирман Кубатиев, которому был присвоен чин
секунд-майора, владелец Айтек Туганов и старшина Кайтук Байгириев были
пожалованы в капитаны [182].
Одним из важнейших последствий присоединения Осетии к России являлось
возникновение осетинской письменности, распространение грамотности и усвоение
осетинами русского образования и культуры [183]. Во многом этому способствовала
деятельность Осетинской духовной комиссии. 24 апреля 1775 г. астраханский
губернатор П. Н. Кречетников отмечал: «Как уже от 2 декабря 1774 г. Вашему
Императорскому Величеству реляциею моею донесено, что, сами, Малой Кабарды,
два владельца Кайтука и Келемет Ахловы, и потом все осетинские старшины
двадцать человек письменно просили Осетинское подворье возобновить и в
том строении помогать обещались защищением от разных нападений и сами вышед
из гор, около оного поселитца» [184].
В заключение укажем, что «в истории взаимосвязей кабардинского, русского
и осетинского народов благотворными были результаты культурного взаимоотношения,
которые прослеживаются в материальной и духовной культуре каждого из них» [185].
* * *
Адыго-абазинские отношения своими корнями уходят в глубь веков. В своих
исследованиях абазинского языка А. Н. Генко писал: «Термин абадзе, или
абаза очень давнего происхождения... и имеет собирательное значение: так
назывались представителями черкесских (адыгских) племен все племена абхазские,
объединяющиеся общностью языка и культуры и жившие к югу от черкесов, главным
образом, в горных долинах Причерноморья... На основе этого-то черкесского
термина абаза... с XVIII в. упрочился русский термин «абазин» [186]. Абазинское
население северных склонов Кавказского хребта (тапанты и шкарауа), переселившееся
сюда до XVI в., рано вошло в орбиту политического и культурно-языкового
влияния кабардинцев» [187].
Абазины в пределах Северного Кавказа упоминаются в русских и турецких
источниках середины XVII в. [188].
Л. И. Лавров приводит сведения об одном из абазинских племен – дудуруковцах
– в пределах Северного Кавказа, относящиеся к 70-м гг. XVI в. [189].
И. Л. Дебу, основываясь на преданиях кабардинцев и абазин, писал, что
река Кубань отделяла абазинцев от кабардинского народа [190].
В «Истории адыхейского народа» Ш. Б. Ногмов отмечает, что легендарный
предводитель кабардинцев Инал * оказывал «особые милости» князьям Аше и
Шаше, а первая его жена была дочерью «славного... абазинского князя Ашева» [191].
Живя рядом, кабардинцы и абазины часто выступали совместно против внешних
врагов и помогали друг другу в тяжелые времена. Например, в период нашествия
аварского хана, кабардинцы побеждают врага, прибегнув «под защиту абазинцев
и бесланеевцев» [192]. В середине XVI в. абазины вместе с адыгами обратились
к русскому царю за помощью в борьбе против агрессии турецко-крымских войск.
Прибывшие в Москву к царю Ивану IV «черкасские государи князи Маашук-князь
да князь Иван Езбозлуков да Танашук-князь били челом, чтобы их з землями
взял к себе в холопи, а от крымского царя оборонил» [193]. В 1555 г. в Москву
приезжал «Тутарык-князь, Езболуев, княжий сын», здесь он крестился, «и
в крещении Тутарыку дали имя князь Иван» [194]. Е. Н. Кушева и Ч. Э. Карданов
считают, что Иван Езболуев был абазинским князем [195]. По мнению Е. Н.
Кушевой, именно Тутарык упоминается под именем абазинского мурзы Додоруко
«в родословной Черкасских князей», составленной в XVII в. [196]
Впоследствии внук Додорука (Тутарык) Кази был крещен под именем Василия
Кардануковича Черкасского и остался в России. Он женился на дочери влиятельного
боярина Ивана Мстиславского. В 1598 г. Василий Карданукович был возведен
в боярский сан.
В одном из документов за 1591 г. упоминается, что князья Борис (Хорошай)
Камбулатович и Василий Карданукович Черкасские встречали посланцев Мамстрюка
Темрюковича Черкасского в Москве, где ему «они помогли купить и подарили
в общей сложности – 36 панцирей» [197].
Князь Василий Карданукович участвовал в Ливонской войне, а также возглавлял
полк во время отражения нашествия крымского хана на Москву в 1591 г. Многие
годы он нес охранную службу на южных рубежах страны, был воеводой в Смоленске
и Переяславле Рязанском. В 1607 г. он был убит сторонниками Лжепетра [198].
Ш. Б. Ногмов, говоря об отношениях кабардинцев и абазин писал, что
они «жили в мире и согласии» [199].
Как и у всяких соседей, между кабардинцами и абазинами не все было
так гладко, как писал Шора Ногмов, но в основном, он прав, так как кабардинцы
и абазины, в течение длительного времени живя рядом, приходили друг другу
на помощь, часто выступали совместно против общих врагов, вступали в родственные
отношения и т. д. Еще в 1570 г., когда крымские войска под предводительством
царевича Алди-Гирея вторглись в Закубанье, напав на «баазытских черкесов» [200],
которые по мнению Е. Н. Кушевой являются абазинами, им на помощь приходил
кабардинский князь Темрюк. В этом бою Темрюк Идаров – старший князь Кабарды
– был ранен, а два его сына – Мамстрюк и Булгайрук – попали к крымцам в
плен [201]. Несмотря на большие потери, кабардинцы и абазины заставили отступить
Алди-Гирея. После того, как в 1571 г. хан Давлет-Гирей совершил поход на
Москву и сжег ее, в связи с активизацией турецко-крымского давления на
Северный Кавказ, наступает временное ослабление кабардино-русских и абазино-русских
связей [202].
В то же время взаимоотношения кабардинцев и абазин продолжали укрепляться.
В 1614 г. родной брат боярина Василия Кардануковича Черкасского Алкас Кардануков
вместе с Кулмурзой Кайтукиным (двоюродный брат Казыя Пшеапшокова) ездили
в Терки в качестве личных представителей Казыя Пшеапшокова с прошением
на имя царя Михаила Федоровича о присылке ратных людей против «недругов»
Казыя [203].
В следующем, 1615 г., как упоминает документ, предупредить Казыя Пшеапшокова
о походе крымского хана на адыгов приезжал уздень абазинского князя Арзубека
[204].
Взаимоотношения кабардинцев и абазин вытекали из сложного комплекса
отношений между Россией, Крымским ханством и народами Северного Кавказа.
Будучи союзниками, они в зависимости от политической ситуации иногда занимали
противоположные стороны. Известны случаи и набегов друг на друга [205].
Абазины Северного Кавказа вместе с адыгами вели многовековую борьбу
с крымской агрессией, но не всегда могли противостоять экспансии ханов
и их вассала, Малого Ногая, и вынуждены были временами подчиняться диктату.
Так, в отписке Терского воеводы от 6 августа 1616 г., где говорится о приготовлениях
крымского хана к походу через Северный Кавказ в Закавказье, в числе народов,
участвовавших в этом походе, упоминаются и абазины [206]. Но в целом в борьбе
с турецко-крымской агрессией абазины, как и кабардинцы, ищут поддержки
и покровительства Москвы.
Удаленность абазин от русских пределов препятствовала тогда установлению
прочных связей с Русским государством, которые во многом зависели от позиции
Кабарды, находившейся между абазинами и ближайшими русскими укреплениями
[207].
В 1634 г. абазинский князь (мурза) Кумургука Отлепшукин Лоов в Терской
крепости сообщал: «брат его большой Цека-мурза, абазинской владелец, с
ними, з братьею своей 12 человек, и с со всеми своими абазинскими людьми...
прислали ево, Кумургуку, бити челом тебе, государю... чтобы ты, государь,
их пожаловал, велел им, Цеке з братьею, и со всеми своими людьми быть под
твоею государевою высокою рукою» [208].
Отношения кабардинцев и абазин, как мы отмечали, периодами осложнялись.
Одной из причин этого, наряду с другими, была феодальная раздробленность
обоих народов, и различные политические ориентиры феодальных группировок.
Турецкий султан и крымский хан, недовольные укреплением русско-кабардинских
связей, настраивали против сторонников русской ориентации на Северном Кавказе
шамхала Тарковского, а также группировку кабардинских князей, придерживавшихся
крымской ориентации. Москва, в свою очередь, оказывала прорусски настроенным
феодалам существенную помощь [209].
О раздробленности абазин свидетельствует тот факт, что на верность
России в 1634 г. присягал только один абазинский князь – Лоов Кумургуко.
Но уже в 1643 г. абазинские князья Хачмка Джантемиров, Саралп Лоов, Казый
Доруков, Кансох Бибердов, Алкас Бегишев и Джаным вместе с кабардинскими
князьями Алегуком и Хатохшоко (Атажуко) присягнули на верность России [210].
Здесь следует добавить, что кабардинские князья Алегуко Шогенуков и Хатохшоко
Казиев после разгрома своих противников в Малкинской битве 1641 г., боясь
по-следующих нападений феодальной группировки, которую поддерживало русское
правительство, ушли «за Кубань-реку под Абазы» [211].
Некоторые абазинские князья находились в феодальной зависимости от
князей кабардинского рода Кайтукиных. Поэтому, когда Алегуко и Хатохшоко,
чтобы дать присягу России, приехали в Терский город из абазинских земель, где скрывались от своих противников, их сопровождали и
абазинские владетели. Можно сказать, что абазинские князья присягнули России
под влиянием и при непосредственном участии кабардинских князей [212].
Точное время установления зависимости абазин от кабардинцев неизвестно.
Кабардинские фольклорные источники утверждают, что абазин покорил Хатохшоко
(Атажуко) Мисостов *. Л. И. Лавров приводит другое предание, относящееся
к середине XVIII в. о том, что их покорили князья Чегенук * и Казый
*,
жившие в начале XVII в. [213].
Вероятнее всего установление зависимости абазин от кабардинцев было
все же длительным актом. Возможно, намек на какую-то форму их зависимости
мы находим в документах за 1643 и 1652 гг., в которых говорится о принесении
шерти Алегуком Шогенуковым [214]. К такой версии можно склониться, если исходить
из расчета распределения подарков после принятия им шерти. Если подобное
предположение справедливо, то началом установления вассальной зависимости
абазинских князей от кабардинских можно считать 40–50 гг. XVII в. Этот
процесс зашел довольно далеко, но к концу XVIII в. так и не был до конца
оформлен. Причина здесь в том, что раздираемая внутренними противоречиями,
вызванными феодальными междоусобицами, и находившаяся под угрозой постоянных
вторжений, Кабарда, не имевшая оформленного государственного аппарата,
не могла в полном объеме вести длительную борьбу за окончательное подчинение
абазин.
Впервые в письменных источниках о зависимости абазин от кабардинцев
упоминается в прошении князя Большой Кабарды Магомеда Атажукина (сын уже
упомянутого Атажуки Мисостова) императрице Анне Иоанновне от 5 марта 1731
г., где он писал: «Имеется ж при реке Кубань деревня наша, в которой живет
народ абазинский» [215].
Во время беседы в Коллегии иностранных дел Магомед Атажукин (он был
послом от кабардинских феодалов в российской столице) говорил, что «абазинский
народ из древних лет еще у предков их, кабардинцев, во владении были» [216].
В качестве давнего местожительства абазин Атажукин указал левую сторону
реки Баксан, где до 1723 г. находилось, по его утверждению, 800 абазинских
дворов, которые могли бы выставить 2000 воинов [217].
Крымско-турецкая агрессия, вне всякого сомнения, была одной из важнейших
причин переселения части абазин с реки Кубани ближе к кабардинцам, к реке
Баксан. К. Ф. Дзамихов и Ш. Ш. Хуранов, ссылаясь на сообщения И. А. Гюльденштедта
о том, что абазины платят дань Большой Кабарде, «потому что народы Большой
Кабарды прежние свои жилища, отступая далее на восток к Баксану и Тереку,
им уступили», считают, что их переселение сюда произошло во второй половине
XVII в. [218].
Продвижение к Баксану и союз с кабардинцами способствовали более успешному
противостоянию крымской агрессии; этим можно объяснить и то, что между
абазинскими и кабардинскими феодалами устанавливается неравный союз, в
котором первые фактически становятся зависимыми от вторых. На наш взгляд,
в основе этого союза лежало договорное начало «за уступленную территорию».
Сохранились скудные и довольно поздние данные о характере этой зависимости.
Кабардинские феодалы требовали ежегодно по барану с каждого абазинского
двора. Кроме того, абазины были обязаны содержать у себя на всем готовом
княжеских представителей [219].
В 1743 г. кабардинский князь Магомед Атажукин, в бытность его вторично
послом в Петербурге, утверждал, что «теми абазинскими шестью деревнями
еще прадед их Кази владел» [220]. Об этом есть подтверждение в записи, составленной
в Коллегии иностранных дел, где говорится «об абазинах, их местожительстве
и подданстве» [221].
В это можно верить, если иметь ввиду, что в 1720 г. крымские татары
и ногайцы захватили на реке Баксан 200 абазинских дворов и, переселив в
Закубанье, превратили их в подданных крымского хана [222]. Они были возвращены
в 1738 г. во время русско-турецкой войны кабардинскими князьями Магомедом
Кургокиным и Кара-Мурзой Алеевым совместно с калмыцким ханом Дондук-Омбо,
которые, совершив поход за Кубань, «завоевали ногайцев и перевели на реку
Куму шесть абазинских селений» [223].
Ведя борьбу за независимость, абазины всегда вынуждены были учитывать
военно-политическую обстановку и прибегали к тактике лавирования. Когда
в 1745 г. на абазинские селения напал кубанский сераскир с целью взятия
у них ясака, то ему объявили, что абазины – подданные российские, «а ведомства
владельца Араслан-бека Кайтукина», и отказались платить дань. Тогда произошел
бой на реке Лабе, со стороны сераскира были убиты 100 ногайских воинов
и мурза Кагай Сыртланов. Абазины также понесли большие потери: погиб абазинский
владелец Касай Лоов и 80 его знатных узденей [224].
При более благоприятной обстановке абазины оставались в «старых своих
жилищах», т. е. на Левобережье верхней Кубани и пытались не признавать
зависимости от кабардинских феодалов, которые такие попытки всячески стремились
пресекать.
В 1748 г. Турция жаловалась в Петербург на кабардинцев, которые укрывают
у себя абазинских беглецов из Закубанья и сами «сильно уводят и внезапными
на Кубань побегами» причиняют вред турецким подданным [225]. В ответ на «жалобу»
Турции России кабардинские князья сообщили русскому правительству, что
«абазинский народ точно издревле наш, и деды и прадеды их нам были послушны,
и хану крымскому никакого до них дела нет [226].
Эти «жалобы» турок были очередным поводом для их вмешательства в дела
кабардинцев, которые после Белградского мира 1739 г. получили «независимость»;
кабардинские же феодалы считали, несмотря на превращение реки Кубань в
границу, абазинов своими подданными и поэтому переходили границу, которую
без них установили во время заключения мирного договора в 1739 г. Так,
в 1764 г. «баксанские владельцы отъехали за Кубань ради усмирения и приведения
под свою власть подвластных им абазинцев, алтыкесек называемых» [227].
Абазины (тапанта) обитали как по реке Куме, так и по обеим берегам
Кубани, что являлось источником многих дополнительных споров между Россией
и Турцией. Российское правительство решительно отвергало притязания крымского
хана на абазинов-алтыкесеков. При этом пресечены были старания хана Арслан-Гирея
распространить свою власть и на Кабарду. Россия указала турецкому правительству,
«что кабардинцы, как древние покровители абазинцев, при заключении Белградского
договора получили подтверждение прежних своих прав; следовательно, притязания
крымского хана на абазинцев нарушают свободу кабардинцев» [228].
Абазины, особенно тапанта, тяготились зависимостью от кабардинских
князей с помощью России и искали случая освободиться от этого зависимого
положения. Но абазинский вопрос был частью другого, более важного в то
время для России,– кабардинского. В силу этого и политика России в отношении
абазинов зависела от событий вокруг Кабарды [229].
В 1767 г. кто-то из абазин (тапанта) убил кабардинского князя, кабардинцы
немедленно предприняли меры и стали разорять абазин. В такой ситуации абазины
(тапанта), не получая поддержки от России, ищут ее у крымского хана [230].
В 1774 г. в лагере крымского хана на реке Малке находились тапантовцы и
другие абазины. Этот поход не имел успеха, но нас в данный момент интересует
позиция некоторых абазинских феодалов, которые, не находя поддержки у России
в борьбе с кабардинскими феодалами, стали на сторону Крыма, который, в
свою очередь, использует их в борьбе с Россией.
После Кючук-Кайнарджийского договора 1774 г. Россия создает укрепленную
линию от Азова до Моздока. Через десять лет возникают русские укрепления
по соседству с абазинами: Прочный Окоп и Преградный Стан, а также ряд редутов:
Невинномысский, Убеженский, Григориополис и Темишбек [231].
Политика генерала Фабрициана, заключавшаяся в том, чтобы воспрепятствовать
кабардинским князьям взимать дань с абазин, как независимых от кабардинцев,
была недолгой. В 1785 г. русское командование на Кавказе поддержало решение
кабардинской знати (встреча состоялось на реке Гунделен) и вынесло решение,
подтверждавшее зависимость от нее абазин [232].
В 1786 г. абазины «по неудовольствию на кабардинцев» бежали в Северный
Карачай. Царские войска, посланные в погоню за ними, в тот раз не смогли
вернуть беглецов [233].
В русско-турецкой войне 1787–1791 гг. на Северо-Западном Кавказе активно
действовал отряд в девять кабардинских сотен под командованием Ивана Горича
Большого (Бегидова). На сторону России перешли и некоторые абазинские и
бесланеевские владетели с их подвластными [234], принимавшие участие в войне
с Турцией. Надо думать, что это произошло не без влияния кабардинских князей.
В 1788 г. большое кабардинское ополчение, уже насчитывавшее 5000 всадников
«покорило злодейских [непокорных] бабехерских владельцев», а затем «злодейских
горских башильбайцев» * за набеги, производимые на Кабарду, и перевело
их на правый берег Кубани. Эту операцию осуществил Иван Горич Большой [235].
В декабре этого же года, узнав, что отряд турок совместно с 300 абазинами,
имея при себе две медных пушки, следует с Суджук-кале, генерал Горич, «взяв
с собою кабардинских князей премьер-майоров Атажуку Хамурзина, Ислама Сидак
Боматова, секунд-майоров Араслан-бека и Кучука Такмазовых (эти двое – брагунские
владельцы.– К. Д.), Беслама Касаева, Исмаила Темрюк Аджиева (предполагаем,
что это Измаил Атажукин – лермонтовский Измаил-бей.– К. Д.), бес чинов
князей Кургоку и Мурзу Карамурзиных... с 500 лутчими панцирными наездниками
погнался вслед неприятелей, догнав за рекою Лабой, подрался, отбил у оных
две неприятельских шестифунтовых пушек» [236]. Плененные абазины были возвращены
на прежние места.
Но зависимость от кабардинских князей продолжала вызывать недовольство
абазин. И в 1789 г. наиболее крупный абазинский феодал Сарали (Сарал-Ипа)
Лоов вновь бежал за Кубань [237].
Желая взять реванш за поражение от русских войск на Дунае, Турция активизирует
свою деятельность на Кавказе. Трапезундский Батал-паша с большим войском
двинулся из Анапы на восток в район Пятигорья. Несмотря на превосходство
в военной силе, турки были разгромлены на Кубани. Абазины не поддержали
турок, а наоборот, при отступлении нападали на них. Многие турки попали
тогда к ним в плен.
Ранее бежавшие за Кубань абазинские феодалы Джамбулат и Сарали Лоовы
тогда же попытались увести с реки Кумы своих подданных, но встретили с
их стороны сопротивление [238]. Не имели они желания вновь войти в подчинение
кабардинским князьям. Чтобы усмирить абазин, феодалы Кабарды в 1796 г.
организовали вооруженный поход на реку Куму, но русские войска отразили
их нападение [239].
В конце 1799 – начале 1800 г. кабардинский князь Адиль-Гирей Атажукин
бежал к закубанским абазинам (дудуруковцы) и увел силой живших на Куме
абазин [240].
Необходимо отметить, что военные столкновения между абазинами и кабардинцами
касались прежде всего феодальной знати. Это были столкновения отдельных
группировок князей и уорков (дворян), чаще всего, за влияние подвластных
и т. д. Нередко в эту междоусобицу вмешивались Крым, Турция, Россия. В
этих непрекращающихся междоусобных войнах страдали в основном простые люди.
Многовековые связи абазин и кабардинцев, какими бы сложными они порой
ни бывали, в конечном итоге сблизили эти народы, чему во многом способствовало
и то, что оба они генетически родственны, принадлежат к абхазо-адыгской
языковой группе [241].
С укреплением позиций России на Северном Кавказе, и особенно в конце
XVIII в., зависимость абазин от кабардинских феодалов заметно ослабевает.
В этот период часть абазинских аулов переселяется в Кабарду. Был и обратный
процесс: многие кабардинцы, недовольные колониальными действиями русской
администрации на своей Родине, уходят за Кубань, надеясь найти там лучшую
долю.
перейти к п. 5.2