в начало п. 7.2
7.2. Кабарда и Россия во взаимоотношениях с Калмыцким ханством:
от столкновений к сотрудничеству (окончание)
В 1711 г. в Кабарду была направлена грамота Петра I, который,
зная о многолетних дружеских, родственных и военных связях Кабарды с Калмыкией,
предлагает кабардинцам: «И ежели будете у нас в подданстве, то не токмо
с вас никаких податей требовать не будем, но и погодное вам жалование давать
определим, как то получает от нас подданной наш Аюка-хан и как вы прежде
сего бывали у предков наших в подданстве и получали у них жалование; и
укажем вам вспомогать ему, Аюке-хану, с калмыки и донским и яицким и гребенским
казакам» [117].
Кабардинские князья в своей постоянной борьбе с крымскими и «кубанскими»
татарами, часто просили помощи у калмыцких феодалов. В донесении кабардинских
владельцев о победе над войском Нурадина-султана в сентябре 1712 г., они
писали Петру I: «Ныне просим у вас, великого государя, милости, буде крымцы
или кубанские татары, такие и иные недруги наши станут нам какие озлобления
и обиды чинить, или на нас войною учнут приходить, чтоб здесь в стороне
Аюка-хан с калмыки своими и терские казаки нам в такое время всякое воспомощение
чинили» [118].
По поручению кабардинских князей Султан-Али Абашев, посол к царю, в
1712 г. по пути в русскую столицу заезжал к калмыцкому хану Аюке с целью
выяснения судьбы капитана лейб-гвардии Александра Бековича-Черкасского,
«и он, Султан, у Аюкия-хана был и видел ево, и спрашивал о Бековиче; и
Аюкай-хан ответствовал, что он об нем никаково известия не имеет, жив ли
или убит. И уже трижды посылал он, Аюкай-хан, в Хиву посланцев своих, но
ни от которых известия никакого не имел» [119].
Офицер лейб-гвардии Преображенского полка, активный участник Северной
войны, кабардинский князь Александр Бекович-Черкасский был хорошо знаком
с ханом Аюкой. Еще в 1711 г., когда он по заданию Петра I следовал на Кавказ
для привлечения горцев к борьбе с кубанскими татарами, он заезжал к калмыцкому
хану и вел с ним переговоры об участии его отрядов в походе против ногайцев
[120].
Кабардинский посол Абашев в Посольском приказе при распросных речах
сообщал и о калмыках: «О калмыках слышно было князьям кабардинским, что
Чандершап [сын Аюки] с войском своим идет во многом собрании, желая соединиться
с [кубанским султаном] Бахты-Гиреем и напасть на городы российские. И приехал
было до Гумы (Кума.– К. Д.) реки и кабардинские князи выслали к нему, Чандершапу,
для разговору из кабардинских князей, Исламбега (Ислам Мисостов – старший
князь Кабарды, умер в 1732 г.– К. Д.)... И он, Исламбег, сказал ему, Чандершапу,
что ежели он соединится с кубанцы и з Бахты-Гиреем, то они, черкасские
князья, будут на него писать к его царскому величеству...
А ежели он, Чандершап желает ехать для разорения кубанцев, то и они,
черкасские князья, будут ему в том помогать и пойдут с ним вместе. И он,
Чандершап, выслушав такие Исламбековы речи, ничего не сказал и, не доехав
на Кубань, возвратился назад» [121].
Это вызвало временное недоверие со стороны Петра I и русского правительства
к Аюке, хотя совсем скоро, во время организации Персидского похода царь
уже предусматривал активно использовать калмыков. С этой целью укреплялись
не только политические, но и экономические связи России и Калмыкии. Были
отменены пошлины на калмыцкие товары и т. д. Петр I по пути следования
в Астрахань в июне 1722 г. недалеко от Саратова встречался с ханом Аюкой,
где даже вручил ему почетную золотую саблю. Калмыки снарядили конное войско,
которое так же как и кабардинская конница, принимало участие в Персидском
походе Петра I.
Академик П. Г. Бутков в своих «Материалах» писал: «От хана Аюки, с
коим государь лично виделся в Саратове, в проезд свой к Астрахани, взято
было 7 тыс. калмыков». К этому времени хан Аюка закрепляет свои родственные
связи с кабардинской феодальной знатью, женив своего внука Дондук-Омбо
на сестре Магомеда Кургокина (Атажукина), являвшегося троюродным братом
лейб-гвардии капитана Александра Бековича-Черкасского и Асланбека Кайтукина.
В период встречи Петра I и Аюки в Саратове в свите царя был и недавно произведенный
в поручики Эльмурза Черкасский – младший брат Александра Бековича-Черкасского.
Дондук-Омбо, встретившись в Саратове со своим «сродственником» Эльмурзой,
одарил его луком со стрелами, шелковым халатом и обещал помогать кабардинцам
«в обороне» от крымского хана [122].
«Кабардинские владельцы ознаменовали преданность свою к государю тем,
что два владельца их, один Большой Кабарды, князь Эльмурза Черкасский (меньшой
брат князя Александра Бековича, рода Жамбулатова, фамилии Бекмурзиной)
и Малой Кабарды, Таусултанова рода Асламбек Кемметов [Келеметов] добровольно
предстали к государю 6 августа с людьми своими и служили» [123].
На карте Персидского похода, опубликованной в шестом томе «Советской
Военной Энциклопедии», вышедшем в 1989 г., стрелками указан путь кабардинских
отрядов, и надпись «Арслан-бек мурза Черкасский» (вне всякого сомнения
это глава Кашкатавской партии, двоюродный брат Эльмурзы Черкасского – Асланбек
Кайтукин *). Он, как старший по возрасту, видимо, возглавил объединенные
отряды из Малой и Большой Кабарды. Имя еще одного участника Персидского
похода называет в своей книге «Заметки о путешествиях в южные наместничества
Российского Государства в 1793 и 1974 гг.» русский академик Петр-Симон
Паллас, побывавший в Кабарде. В составленной им генеалогии кабардинских
князей, он отметил против фамилии Касая Атажукина следующее: «... Касай
служил при Петре Великом во время его Персидской кампании» [124].
Находясь уже на Сулаке, Петр I издал указ об оказании помощи кабардинскому
князю Асланбеку Кайтукину. Указы в связи с этим были направлены калмыцкому
хану Аюке и донским казакам, что вызывалось просьбой, высказанной Кайтукиным
при его личной встрече с Петром I [125].
После смерти Аюки обстановка в Калмыцком ханстве осложнилась. Между
претендентами на ханский престол развернулась борьба, за каждым из которых
стояли группировки феодалов [126]. Например, вдова Аюки, Дармабала, в чьих
руках временно оказалась фактическая власть, решила сделать ханом Дондук-Омбо
– внука и воспитанника Аюки, за которого она собиралась выйти замуж [127]
(ханше Дондук-Омбо родственником не приходился).
В то же время Дондук-Омбо, добивавшийся ханства, намеревался, в случае
провала своих планов, откочевать на Кубань, ближе к родственникам по жене
– кабардинцам [128].
Наместником Калмыцкого ханства русское правительство провозгласило
Черен-Дондука (сына Аюки). Все недовольные стали группироваться вокруг
Дондук-Омбо, который не оставил надежды добиться для себя ханства. В 1731
г. императрица Анна Иоанновна пожаловала Черен-Дондука в ханы. После этого
Дондук-Омбо стал готовиться к вооруженной борьбе с ханом. В ноябре 1731
г. его 10-тысячная армия разбила ханское войско и захватила 15 тысяч кибиток.
Правительство вступилось за хана, и тогда Дондук-Омбо ушел на Кубань с
11 тысячами кибиток [129].
В этот период случалось, что отдельные отряды калмыков нападали на
Кабарду вместе с кубанскими татарами. Об этом кабардинцы сообщали в Петербург
и в связи с этим 6 сентября 1732 г. последовала грамота императрицы калмыцкому
хану Черен-Дондуку, где говорилось: «Понеже известно нам, великой государыне,
учинилось, что подданные наши калмыки, з Бакты-Гирей солтановыми братьями
соединясь, приходят на кабардинцев, сего ради, мы, великая государыня,
наше императорское величество тебе, подданному нашему, повелеваем, дабы
ты, поддан наш, всем калмыцким владельцам и зайсангам учинил заказ крепкой,
чтоб никто из них, калмык с крымцами и кубанцами и сами одни, на оных кабардинцов
не ходили и обид им никаких отнюдь не чинили» [130].
Из Петербурга последовали претензии к Турции ввиду того, что «изменника
калмыцкого владельца Дондук-Омбо с Кубани в наши земли не высылает» [131].
Имелось в виду – выслать Дондук-Омбо с Кубани, куда он ушел после столкновений
с русской администрацией, поддержавшей Черен-Дондука. Ведь он стал опасен
России, так как теперь часто действовал вместе с крымцами. «В июле 1733
г. русского войска с Дону, с сыном Краснощекова шло 1650 человек, в одном
дне пути от дундукова улуса Крымского хана сын, шедший тогда с Сулаку,
отогнавши аулы с Некрасовым, проведав о Краснощекове, поехал против него
с некрасовцами и туда же явился с 10 тысячами человек Дондук-Омбо и с крымцами
соединился, имев с собой и пушки. Осадив Краснощекова повыше Можара, бились
с ним 2 суток, на третьи пришел кабардинский владелец Мамбет [Бомат] с
4 тысячами человек и стал говорить, что русское войско идет на Сулак, а
не на тебя, и ежели ты за татар станешь драться, то я за русских. Дондук
отошел, и крымцы тоже» [132]. Следует вспомнить, что Бомат (Магомед) Кургокин
был шурином Дондук-Омбо и тот выполнил его требования.
К кочевавшему на Кубани Дондук-Омбо бежали многие калмыки из различных
улусов, подвластных хану Черен-Дондуку. Силы Дондук-Омбо за счет этого
постоянно росли. В то время назревал вооруженный конфликт между Россией
и Турцией и русское правительство нуждалось в калмыцкой военной силе. Но
ее можно было использовать только тогда, когда во главе ханства встанет
сильный и авторитетный правитель. В связи с этим в Петербурге возникло
решение: во главе Калмыкии поставить Дондук-Омбо. Хан Черен-Дондук был
заменен энергичным и наделенным способностями военачальника Дондук-Омбо.
В ноябре 1735 г. он принес присягу на верность России.
Неоднократные вторжения крымских отрядов в районы Северного Кавказа
и вопрос о подданстве Кабарды вскоре стали непосредственным поводом к русско-турецкой
войне 1735–1739 гг. В ноте от 12 апреля 1736 г. вице-канцлер А. И. Остерман
извещал верховного визиря Турции о том, что крымцы и турки совершали постоянные
нападения на кабардинцев и на «российский народ» [133].
Во время этой войны кабардинские князья остались верными России и принимали
активное участие в военных действиях [134].
Русское правительство в полной мере использовало в начавшейся войне
вооруженную силу калмыков и отборные отряды кабардинцев. Когда началась
война, кабардинцы решительно стали на сторону России и действовали против
«кубанских» татар вместе с донскими и терскими казаками и сорокатысячным
отрядом кочевых калмыков под начальством Дондук-Омбо. Часть же кабардинцев
Баксанской партии и малокабардинцы во главе с князьями Магомедом Кургокиным
и Кельчуко Талостановым принимали участие в осаде и взятии крепости Азова
в июне 1736 г. «Но главной заслугой кабардинцев в эту войну было то, что
кабардинцы оберегали весь кизлярский край и сообщение между Кизляром и
Астраханью от набегов кубанцев» [135].
Дондук-Омбо выдвинул на татар 20 тысяч своих воинов, нанеся поражение
им и Малому Ногаю. Затем калмыки с подошедшими отрядами кабардинских князей,
терских и донских казаков зажали в горах остатки татарских войск и заставили
их сдаться. «10 тысяч кибиток» Малого Ногая приняли тогда российское подданство
[136].
Все эти мероприятия лишили азовских турок возможности получать подкрепления
с Кубани, так как дорога к Азову была наглухо перекрыта калмыками, кабардинцами
и казаками. За свои заслуги Дондук-Омбо был щедро одарен, а в марте 1737
г. его пожаловали ханским титулом [137].
В походах 1736 г. Дондук-Омбо имел большой успех и взятая им добыча
была неимоверно большой: «Калмыки на свою часть достали 20 тысяч лошадей,
сверх рогатого скота и овец» [138]. Активно содействовали калмыкам в этой
кампании терские казаки и кабардинская конница. Вот что по этому поводу
писал П. Г. Бутков: «Да еще двоекратно те же казаки на Кубани доходили
до черных лесов под командою князя Эльмурзы Черкасского. Тогда и оставшихся
на Кубани татар разорили и их конские табуны все взяты были» [139].
Вплоть до заключения Белградского мира кабардинцы вместе с казаками,
а также с калмыками Дондук-Омбо многократно несли и «пикетную службу и
сторожевую службу», очень важную в тот период [140].
В этих событиях, как свидетельствует документ, участвовало 1500 человек
из Баксанской партии и 500 человек из Кашкатавской во главе с Асланбеком
Кайтукиным (Кашкатавская партия) и Магомедом (Боматом) Кургокиным – шурином
Дондук-Омбо. Участниками их были так же Батоко и Кайсин Бековичи – братья
Александра Бековича и Эльмурзы Черкасских [141].
Летом 1736 г. к осажденному Азову подошли «баксанской партии рода Атажукина,
старшего владельца сын Бомат Мисостов и Малой Кабарды Таусултанова рода,
владелец Кильчук с своими узденями. Все они находились при взятии Азова» [142].
Таким образом в русско-турецкой войне 1736–1739 гг. принимала участие
многотысячная калмыцкая конница и отборная дворянская кабардинская конница.
Эта грозная кавалерия внесла существенную лепту в победу России в этой
кампании.
О действиях калмыков на Кубани мы уже сказали, и когда «на Кубани мало
оставалось дела, то 4 тысячи калмыков под начальством сына Галдан-Норма
30 июня присоединились к армии графа Лесси, которая вошедши в Крым по переправе
на плотах чрез Генический канал и вброд чрез Сиваш 25 июля овладела Карасубазаром,
опустошила знатную часть Крыма» [143].
Что касается кабардинцев, то «весь период войны, да и позже на протяжении
нескольких десятилетий кабардинцы несли сторожевую службу очень важную
и этим оказывали большую помощь русским войскам». Академик П. Г. Бутков
в своих материалах писал: «Служба их, не безважная, состояла в том, что
весь кизлярский край и лежащая между Астраханью и Кизляром дорога никакими
набегами обеспокоена не была, поелику кабардинцы не допускали неприятеля
проходить чрез те места» [144].
Несмотря на полыхавшую русско-турецкую войну, междоусобная борьба среди
кабардинских феодалов продолжалась, и калмыцкому хану Дондук-Омбо, имевшему
большое влияние на кабардинских князей, часто приходилось вмешиваться и
мирить их [145]. В 1737 г. он помирил двух наиболее могущественных князей
Большой Кабарды – своего шурина Магомеда Кургокина и Асланбека Кайтукина.
Важным событием 1738 г. было возвращение абазинцев в Кабарду, насильственно
переселенных еще в 1721–1722 гг. ханом Саадат-Гиреем. В ходе этой акции
два кабардинских князя – Магомед Кургокин и Кара-Мурза Алеев – «вместе
з Дондук-Омбо купно следовали на Кубань, Мусу-Мурзу и абазинских черкес
завоевали... Итако о сем да будет вам известно, ибо служим мы Ея Императорскому
Величеству с Дондук-Омбо вместе...» [146].
Весной 1739 г. кабардинцы с добровольно к ним присоединившимися калмыками
совершили поход на Кубань. Ими руководил Асланбек Кайтукин. В декабре он
сообщал в Петербург, что с «калмыцким ханом» Омбо «ходили за реку Лабу.
И на вершину реки Хевз ходили. Пять тысяч безлайских аулов да бегбайских
две тысячи аулов взяли...» [147].
Летом того же года, когда крымцы, неожиданно напав на Кабарду, угнали
большое количество скота и захватили многих пленных, на помощь кабардинцам
вновь пришли калмыки [148]. 20 августа 1739 г. А. Кайтукин повел объединенные
силы кабардинцев и калмыков на противника, который был настигнут на реке
Лабе и разбит [149].
Женой Дондук-Омбо (второй), как мы уже отмечали, была кабардинская
княжна – Джан (Жан) Кургокина, сестра одного из авторитетнейших князей
Кабарды Магомеда Кургокина – Атажукина. Ханша Джан сыграла довольно заметную
роль в калмыцкой истории 30–40-х гг. XVIII в.
Хан Дондук-Омбо умер в 1741 г., и сразу же в Калмыкии начинается борьба
за ханскую власть. Ханша Джан намеревалась посадить на престол своего сына
Рандула. Вдова Аюки Дармабала также включилась в борьбу, пытаясь провести
в ханы своего сына Галдан-Данжина. Русское правительство поддержало наиболее
желанного для него кандидата на ханский престол – внука Аюки Дондук-Даши.
Междоусобица была кровопролитная. Джан при помощи командующего ханским
войском тайши Бодонга разгромила улус Галдан-Данжина, а его и некоторых
приближенных по ее приказу убили. Для прекращения междоусобной борьбы в
Калмыцкую степь был введен русский отряд, взявший под защиту улусы Дармабалы
и ее убитого сына. Джан так и не смогла захватить их владения. Усобицы
продолжались [150].
Дондук-Даши с этого времени становится самым сильным из калмыцких тайшей
претендентом на власть, и если бы ему удалось захватить богатые улусы Джан,
тогда ему не был бы страшен ни один из калмыцких владельцев. В сентябре
1741 г. русским правительством в лице астраханского губернатора он провозглашается
наместником Калмыцкого ханства. Ханша Джан выступила против, и тогда правительство
распорядилось ее арестовать. По этому поводу у П. Г. Буткова читаем «при
всем том вдова Дондук-Омбо, ханша Джан... по беспокойству своему и несогласию
с некоторыми владельцами в начале 1742 г. с частью улуса мужа ея отъехала
в Кабарду» [151].
В декабре 1742 г. вице-канцлер российского правительства А. П. Бестужев-Рюмин
предложил кабардинскому послу Магомеду Атажукину отправить нарочного к
кабардинским владельцам с требованием выдать в Кизляр скрывавшихся в Кабарде
калмыков, оставленных там ханшей Джан для переговоров с персидскими представителями
[152].
1 июня 1743 г. Магомед Атажукин представил в Коллегию иностранных дел
ответ кабардинских владельцев. Магомед Кургокин (брат ханши Джан) и Касай
Атажукин от имени кабардинских князей за «верные службы и исполнение по
указу отдачею калмыцкого хана Дондук-Омбина двух сыновей, и просят, дабы
за службы отца их, ханши Джан вины отпущены и со всеми детьми ее в отечество
отпущены и собственные улусы хана Дондук-Омбина им пожалованы были» [153].
Князья также просили дать охрану ханше Джан и ее сыновьям. В связи с тем,
что Джан не удалось вовлечь в борьбу за власть в Калмыкии кабардинских
феодалов и учитывая заслуги их и их предков перед Россией, просьба князей
была удовлетворена.
В конце 1743 г. ханша Джан Кургокина вместе с детьми была отправлена
в Петербург, где, приняв «святое крещение», стала Верой Дондуковой. От
нее и ее детей вела свою родословную известная российская фамилия Дондуковых-Корсаковых.
Сыновья Джан после крещения получили имена – Алексей, Иона, Петр и Филипп.
Императрица Елизавета Петровна подарила ей особняк на Фонтанке [154].
С этого времени Петербург (правительство) взял твердую линию на ограничение
ханской власти в Калмыкии.
Русское правительство, не желая каких либо осложнений между калмыками
и кабардинцами в связи с деятельностью ханши Джан, посылает через подполковника
Спицына грамоту Дондук-Даши. Суть ее была в том, чтобы запретить нападение
на Кабарду калмыков и отгон отсюда скота. Спицын же обращался к Дондук-Даши
с просьбой – если к нему по пути домой заедет кабардинский посол князь
Магомед Атажукин, быть с ним «поласковее». Дондук-Даши отвечал, что «с
кабардинцами он, наместник, в миру и согласии быть желает, и калмык с ними
ни до каких ссор под жестоким штрафом допускать запретил, а ежели-де кабардинской
владелец Магомед Атажукин ко мне заедет, то оной так мною принят будет,
как и напредь сего жили с ним и в дружбе, ибо-де оного владельца отец и
другие сродники всегда бывали при деде и отце моих» [155].
Встреча Дондук-Даши с Магомедом Атажукиным состоялась в апреле 1744
г. Прошла она в дружественной обстановке и все недоразумения между калмыками
и кабардинцами были устранены. Это была важная встреча для русского правительства
и ее удачное завершение отвечало политическим интересам России, так как
«калмыки простирались от Волги до Калауса, все прочее пространство до реки
Кубани и Азовского моря было в руках или кабардинцев, или крымских подданных» [156].
Однако жесткие рамки, в которые был поставлен правительством Дондук-Даши,
вызвали недовольство калмыков, за которым последовали их набеги на русские
поселения, самовольное перекочевывание за Волгу на ее восточный берег.
Полковник Спицын по этому поводу доносил в Коллегию иностранных дел, что
часть феодалов калмыцких во главе с наместником находятся «во вредительских
замыслах» [157]. В результате подобных политических осложнений, Дондук-Даши
ханом был утвержден только в 1758 г. А начиналось его наместничество в
очень хороших отношениях с русскими властями, которые, собственно говоря,
и выдвинули его из многих претендентов.
Калмыцкие наместники в первой половине XVIII столетия пользовались
у русского правительства большим доверием, особенно это доказывается тем,
что «кабардинские владельцы и князья других горских народов очень часто
прибегали к ним с просьбами о заступничестве» [158], и по другим важным для
них проблемам.
Например, калмыцкий наместник Дондук-Даши в грамоте к астраханскому
губернатору Брилкину писал: «Меня просит [Асланбек Кайтукин], чтоб я у
Вас исходотайствовал, того ради Вас и прошу: «Из подданных Ея Императорского
Величества единомерных людей ежели одному велеть на прежнем, лучшем месте
быть, а таковому же его родственнику в худом месте жить, то может один
за недовольство почитать. Прежде Татищева * не в равной мере обои содержаны
были, имели несогласие и что оное бесполезно, к Татищеву многократно я
писал, а ныне мое мнение о них обоих в равной мере содержать, надеюся,
что полезнее быть может» [159].
Эта грамота показывает, что Дондук-Даши был в курсе всех кабардинских
дел и всегда старался повлиять на них в критические моменты. Главное в
его политике было стремление примирить враждующие стороны. Калмыцкому наместнику,
а затем и хану Дондук-Даши и после смерти Асланбека Кайтукина, последовавшей
в 1746 г., неоднократно приходилось общаться с кабардинцами. Так, в «Актах,
относящихся к истории Войска Донского» читаем: «От наместника ханства Калмыцкого
Дондук-Даши посланы были в Большую Кабарду с бывшим у него тогда кабардинским
владельцем Хан-мурзою Арсланбековым (сыном Асланбека Кайтукина.– К. Д.)
от 40 до 50 человек калмык» [160].
В 1761 г. умер Дондук-Даши и наместник ханства, малолетний его сын
Убаши, вступил в управление над калмыцкими улусами. Его права попытался
оспорить Цебек-Дорджи, сын Галдан-Нормо, внук Дондук-Омбо, но поняв бесполезность
своих притязаний, решил вернуть дедовские улусы. Однако его опередила ханша
Джан – Вера Дондукова, которая добилась подтверждения передачи Богуцохуровского
улуса из бывших владений Дондук-Омбо своим детям и разрешения им вернуться
в степь. Это событие произошло в самом начале царствования Екатерины
II.
Она «возвратила улус и титул хана» Алексею Дондуковичу – самому старшему
из сыновей Дондук-Омбо и ханши Джан. В 1762 г. он приехал в Поволжье и
на протяжении двадцати лет вплоть до своей кончины правил улусом Богу-Цохур;
Ионе уже не довелось стать калмыцким ханом...» [161].
Воцарение Екатерины II резко изменило внешнюю политику России по отношению
к Кавказу. При ней русское правительство, заручившись, если не прямой поддержкой,
то согласием Европы, приступило к выработке внешнеполитической колониально-завоевательной
концепции, после чего вплотную приступило к осуществлению планов покорения
Кавказа [162]. В тот период определенная роль отводилась калмыкам, которые
приняли участие в русско-турецкой войне 1768–1774 гг., особенно на первом
ее этапе. Следует отметить и то, что уже в основанном в 1763 г. Моздоке
калмыки находились в «охранном войске» – «причем, в 1766 г. находилась
здесь драгунская команда и 1 тыс. калмыков» [163].
Начиная с этого года Моздок усиленно укреплялся, так как в предстоявшей
войне с Турцией он должен был играть ключевую роль на Северном Кавказе
в силу своего стратегического положения. В той войне окончательно решалась
и судьба Большой и Малой Кабарды, являвшихся «нейтральными землями» по
условиям Белградского договора 1739 г. В самой же Кабарде часть феодалов
ориентировалась на Турцию, другая – на Россию. Спустя годы, В. А. Потто
писал: «С самого начала правления Екатерины II царский двор показал, что
Россия намерена очень серьезно заняться Кавказом и спешные работы в Моздоке
были только началом той великой программы, на выполнение которой потребовалось
целое столетие и миллионы материальных жертв» [164].
С началом войны с Турцией на Кавказе действовали два корпуса – «один
в Грузии под командованием графа Тотлебена, другой на Кубани, под командою
генерал-майора Медема» [165]. В первом корпусе было 300 калмыков, но их главные
силы находились у генерала де Медема и состояли из всего калмыцкого войска
при наместнике Убаши [166]. На другом участке фронта находились также калмыцкие
воины – под командою «генерал-аншефа графа Румянцева двадцать тысяч калмыков» [167].
Весной 1769 г., выполняя приказ об активизации военных действий на
Кавказе, калмыцкие войска Убаши в количестве 20 тысяч всадников вместе
с казаками перекрыли все подступы к Моздоку. Небольшой отряд кабардинцев
– противников возведения Моздокской крепости и имевший цель напасть на
нее, наткнулся на это войско и вступил с ним в бой. Большинство из них
погибло в той неравной схватке.
После боя основные силы генерала Медема соединились с калмыцким наместником
и стали лагерем у горы Бештау, на территории Кабарды [168]. 6 июня 1769 г.
он отправил против кабардинцев Волжский казачий полк атамана Савельева,
эскадрон гусар и три тысячи калмыков с двумя орудиями под общим командованием
князя Ратиева. В районе реки Эшкакон, выше нынешнего Кисловодска, завязался
жестокий бой. Вот что по этому бою рапортовал де Медем: «Кабардинцы дрались
отважно... Только один князь Мисост Боматов (сын Магомеда Кургокина и родной
племянник калмыцкой ханши Джан.– К. Д.), младший из всех князей по летам,
скрылся в горах и успел собрать вокруг себя значительную партию» [169].
Излишнюю инициативу проявил в то лето калмыцкий наместник Убаши под
давлением своего воинства, уже привыкшего к захвату добычи: не согласовав
свои действия с Медемом, он совершил набег на Кубань. Генерал сделал ему
резкий выговор за своеволие. Наместник ханства «осерчал» и увел свое войско
на Волгу, а затем, в начале 1771 г., и подвластные ему «28 тыс. кибиток»*
перекочевали в Китай [170].
Разлад с калмыками генерал Медем почувствовал сразу. Лишившись столь
мощной поддержки в лице калмыцкой конницы, временами доходившей до 40 тысяч,
русские войска вынуждены были перейти к оборонительным действиям.
Конфликт Убаши с Медемом был лишь поводом, а причины ухода основной
массы калмыков в Китай лежали намного глубже. Усиливалась российская колонизация
в Нижнем Поволжье. Начиная с первых десятилетий XVIII в., в этот регион
устремляются русские поселенцы в связи с усилением крепостнического гнета.
В первой половине XVIII в. устраивается Царицынская оборонительная
линия. Для ее охраны в 1731–1732 гг. сюда переселяются более двух тысяч
семей донских казаков, положивших начало Волжскому войску» [171]. В Калмыцкой
степи были поставлены и другие форпосты, предназначенные для обороны от
набегов кочевников и вместе с тем ставшие возможными очагами калмыцкой
оседлости. Все это облегчало царским войскам колонизацию Правобережья Волги.
В создании этих форпостов в Калмыцкой степи участвовал и российский
канцлер, князь Алексей Михайлович Черкасский. В 1742 г. он дал распоряжения
о постройке выше Астрахани Енотаевской крепости, которую в том же году
стали возводить [172].
Астраханский губернатор В. Н. Татищев еще в 1743 г. представил правительству
проект создания системы городов, населенных казаками, для охраны движения
по Волге и содействия мерам по распространению оседлости среди калмыков.
Проект этот претворить полностью не удалось, но тем не менее он вызвал
недовольство у верхушки калмыцкой знати. Калмыки уже видели, что Россия
разворачивает широкий план колонизации степи, что и подтолкнуло их выступить
против мер, ограничивавших их передвижение, права и свободу. Следствием
этого и стало то, что в 1771 г. (как уже отмечалось нами) большая часть
калмыков покинула Поволжье и откочевала в Россию [173].
19 октября 1771 г. Екатерина II издала указ о ликвидации Калмыцкого
ханства. А после подавления Пугачевского восстания, в котором участвовала
часть оставшихся калмыков, Калмыкия была превращена в одну из внутренних
провинций Российской империи.